Стихи Валентина Гайлина. Неизданная книга

Глава 1. СТИХИ, РОЖДЕННЫЕ АФГАНОМ.

* * *

Давно я боль чужую и свою
Не стал уже делить на грани
И чаще песни грустные пою
О тех, кто был в Афганистане.
И кто сынков своих похоронил,
Кому мутило горе разум,
Кто часто плачет у могил,
Кто стал седым и старым сразу...

* * *

Зачинщика народы проклянут,
Что нас держал в бессовестном обмане.
И столько лет, не объявив войну,
Толкал парней на смерть в Афганистане.
И нет тому прощения вовек,
Кто «не задумывался» шибко.
А, понаделав из детей калек,
Кощунственно сказал: «Была ошибка».
Как слышать это тем, кто в двадцать лет
Предал земле сынков своих погибших,
И у кого теперь здоровья нет,
Чьё положенье хуже нищих?!
Зачем живым поруганная честь —
Тому, кто целым из Афгана вышел?
Как это можно было не учесть?
Они и так порой на ладан дышат...

* * *

Прошло уж целых шестьдесят годков,
Когда народ отметил День Победы.
По пальцам перечтёшь фронтовиков,
Дожить сумевших, несмотря на беды.
Им больно сознавать, что нет теперь
Советского Союза как опоры,
Сумевшего ценой таких потерь
Спасти Европу от фашистской своры.

Не мог солдат тогда предположить,
Что на страну СВОИ поднимут руку,
На вотчины сумеют разложить
И принесут народам боль и муку.
Не навестить того, с кем воевал,
Не заключить однополчан в объятья...
Будь проклят, кто границ насоздавал,
Забыв, что все мы — фронтовые братья.

Так и живём, что без войны ни дня,
И не смолкают траурные звуки.
Афганистан и Карабах, Чечня,
Где тысячами гибнут наши внуки.
Так хочется потомкам пожелать,
Чтоб не задело их крылом несчастье, —
Беречь Россию, как родную мать.
Пусть спутниками станут мир и счастье!

ПАМЯТИ ПАВШИХ!
РАДИ ЖИВЫХ!
ВО ИМЯ ПРАВДЫ!
ПОСВЯЩЕНИЕ ГАЗЕТЕ «КОНТИНГЕНТ» (Оренбург, ул. Театральная, 11).

У «афганцев» нет родней газеты,
«Контингентом» названа она.
В ней их боль и подвиги воспеты,
Этот адрес знает вся страна.
И от слёз от горьких, материнских
Стены у редакции влажны:
Письма то из Томска, то из Минска…
Всем им как-то мы помочь должны.
За сынков погибших платят крохи,
Вспоминают только раз в году…
Поделиться радостью ли, горем
На могилы к сыновьям идут.

Если же строку «и в мать, и в бога»
Кто-то от отчаянья писал, —
Ждёт тебя, спецкор, опять дорога,
Как бы от разъездов ни устал.
На счету, бывает, ни копейки.
Вот тут и попробуй, помоги.
Дым от сигарет клубится змейкой:
«Надо, мужики, влезать в долги…»
Спонсором становится не каждый —
Горюшко не всякому понять.
Но не зарекайся, что однажды
По тебе не зарыдает мать...

ЖИВИ И ПОМНИ.

Стоят отцы и матери седые
У памятника в честь их сыновей,
В боях отдавших жизни молодые
Вдали от милой Родины своей.
Звучат в эфире траурные речи,
Порой рыдает кто-то в микрофон,
И у бывалых вздрагивают плечи,
А из груди невольно рвётся стон.
У матери с отцом не будет внуков,
И горе постоянно валит с ног.
В давно потухшем взоре — боль и мука,
Что на чужбине сгинул их сынок.
И, может быть, в горах истёк он кровью,
И вороньё кружило в вышине,
И командир со шрамами над бровью
Велел в Кабул доставить старшине…

Несут венки друзья-однополчане,
Живые павшим почесть воздают.
И в наступившем тягостном молчаньи
Гремит прощальный воинский салют.
А жизнь идёт, берёт своё по праву,
Вращая в круговерти суеты.
Но мать с отцом, не сняв по сыну траур,
До дней последних будут класть цветы...

ПУСТЬ БУДЕТ СВЕТЛОЙ ПАМЯТЬ СЫНОВЕЙ.

Есть в феврале особенная дата.
У памятника людно неспроста.
Несут гирлянды и цветы солдатам,
Отдавшим жизни за Афганистан.

Всё меньше нас, родителей погибших,
И тех, кто побывал на той войне.
Всё чаще нас зовёт к себе Всевышний,
Всё тише плач в скорбящей тишине.
И время наши раны не залечит
(И так уж поседели до бровей).
Когда мы вместе — нам немного легче.
Пусть будет светлой память сыновей...

СЫНОВЬЯ, ПРИШЕДШИЕ ИЗ АДА.

Вот смотрю на тех, кто в этом зале,
Кто пришёл на свой «афганский» слёт,
По кому родители не спали
Десять лет, как вечность, напролёт.

Сыновья, пришедшие из ада,
В девятнадцать знавшие войну.
И об этом забывать не надо,
Перед ними б искупить вину.
Время вряд ли им залечит раны,
От кошмаров сможет уберечь,
От седин избавит слишком ранних,
Тяжкую усталость сбросит с плеч.
Я дивлюсь их выдержке, как чуду,
И клянусь, что до последних дней,
Помогать по мере сил им буду
И сынками звать этих парней...

СВЯТЫЕ ПИСЬМА.

Сынок писал: «Ты не волнуйся, мама!
Я жив-здоров, побереги себя.
Ну, что с того, что я в стране ислама
Ведь я служу среди своих ребят.
И не беда, что жарко — есть арбузы.
А виноград — и летом, и зимой.
И служба тоже вроде не в обузу.
Не плачь, родная, жди меня домой...
А что там нового у нас в посёлке?
На днях ответил Юрка Иванов.
Привет большой соседям и девчонкам,
И всем, кто есть из наших пацанов...
Ты не печалься, мама, даже если
Письма не будет — слишком не горюй.
Я в это время, может, буду в рейсе.
Здесь всё спокойно, честно говорю».

ПИСЬМО ДРУГУ.

Привет, браток! Спешу тебе ответить.
Узнал, что едешь в санаторий «Русь».
И у меня протез был на примете,
Да что-то всё никак не соберусь.
Мы столько лет уже с тобою скачем,
И у обоих гачина пуста.
А всё могло бы быть совсем иначе —
Не попади тогда в Афганистан.
Я вот теперь задумываюсь часто
Над судьбами таких, как мы, калек.
И сердце разрывается на части.
За что, скажи, так мучиться весь век!..

Сынишка как-то вечером подходит,
Назадавал вопросов кучу, плут:
«А тяжело ли было вам в походе?
За что медаль десантнику дают?..»
Казалось бы, ну что тут волноваться.
Однако, малый душу всколыхнул.
И если честно, друг, тебе признаться,
Я в эту ночь нисколько не заснул.
И до того в мозгу роились думы,
Как на экране снова пронеслось:
«Учебка», тренировки, Каракумы,
Что пережить в Афгане довелось...

Ты не забыл, наверное, момента,
Как нам сказал тихонько старшина,
Когда грузились ночью у Ташкента:
«Там, мужики уже идёт война…»
И нервы тетивою натянуло.
Слегка озноб по телу пробежал:
Что ждёт нас там, в окрестностях Кабула,
За кромкою родного рубежа?..
Пусть незаметно это было внешне,
Друг к другу молча жались потесней.
А где-то страх своей царапал клешней
Совсем неробких, в общем-то, парней.

Откуда мы с тобой, братишка, знали:
Кто там был прав: Кармаль или Амин?
Но мы с тобой на совесть воевали,
Погибшим скажет батюшка «Аминь!»
Так отчего стыдиться нам медалей,
Что честно заработаны в бою.
О том, как мы в Афгане воевали,
Ребята спели и ещё споют.

Отголосила десять лет Россия
По чьей-то неискупленной вине.
На обелисках надписи скупые
Погибшим в необъявленной войне.
И жизнь черна, как траурная лента,
И нет в домах ни внуков, ни невест
У тех, к кому летел из «контингента»
Сынок в «тюльпане» из далёких мест.

Так на душе порой тоскливо станет!
Да, видно, память слишком дорога
По тем парням, с кем нам в Афганистане
Пришлось переться к чёрту на рога...
Что испытали там, не втиснешь в строки.
Зачем на тех событиях был грим?
Зачем по чьей-то прихоти жестокой
Мы слишком поздно правду говорим?..

А память в феврале забьёт набатом.
Звон поминальный полоснёт ножом.
И мы пойдём на кладбище к ребятам,
Цветы возложим и свечу зажжём.
И молча постоим, насупив брови.
Поддержим мать, склонённую без сил.
И кажется нам, будто капли крови
Вместо гвоздик алеют у могил...

МОНОЛОГ «АФГАНЦА».

Пусть нам нынче нет почёта,
Пусть — беда невелика.
Но Афган, друзья, со счёта
Рано сбрасывать пока.
Это, брат, такая сила,
Равной ей, считай что, нет.
Нас не зря, видать, носило
Там, «за речкой», столько лет.
Вот поверьте мне, братишки,
Будь свидетелем, Ахмет,
И про нас напишет книжки
Кто-нибудь под старость лет.

Кто служил в восьмидесятом,
Сам в палатках зимовал,
Знает, как пришлось ребятам,
Как достался перевал.
На войне война — работа,
Даже очень тяжкий труд.
А работать неохота —
В порошок тебя сотрут...
Ну, а чтобы меньше дома
Капель падало из глаз,
Был в ходу приём знакомый:
Врали — кто во что горазд!
Больше всех писали маме,
Потому как мать есть мать.
С письмецом её в кармане
Легче было воевать.
Был звездою путеводной
Образ милого лица.
Знали мы: каким угодно
Встретит мама у крыльца.

Только разве ты обманешь
Материнское чутьё?
И пока служил в Афгане,
Ныло сердце у неё.
Обездоленной мамаши
Горя видеть не могу.
Перед нею братство наше
В неоплаченном долгу.

О погибшем помню друге:
Гнали мы «наливники»,
Ураган свинцовой вьюги
Жёг колонну у реки...
Разве я скажу, ребята,
Правду всю её родным:
Как он, пламенем объятый,
Превратился в чёрный дым...
Вспомнить было бы не лишним
(подзабыли, видно, брат),
Как родителям погибших
Ото всех писал комбат:
«Не забудем подвиг сына…»
«Не оставим вас в беде…»
Невесёлая картина,
Доложу я вам, везде.
Или стали мы другими,
Иль мотив какой иной…
Надо слово перед ними
Впредь держать любой ценой!

ИСПОВЕДЬ.

Мне не забыть зловещей вспышки
И в пропасть бросивший удар,
Когда я с вами шёл, братишки,
В последний бой за Кандагар...
Кто выйдет замуж за слепого,
С одной ногой и без «крыла»?
И ох, как плачет мама снова,
Что сыну доли не дала.
Я чуть не вскрыл однажды вены.
Пошёл на этот глупый шаг.
Но тут услышал голос Лены:
«Ты что, родной?! Не надо так!..»
И будто солнце засияло
В глазах за мрачной пеленой.
А эта девушка мне стала
Подругой верной и женой.
Я с той поры счастливей многих.
Такие вот, друзья, дела.
И поклонюсь сто раз ей в ноги,
За то, что сына родила.
Но есть ещё мечта, ребята,
На миг единственный прозреть,
Чтоб образ той, кто спас солдата,
В душе навек запечатлеть!

«АФГАНСКИЕ» МАТЕРИ.

Что-то чаще «афганские» матери
За сынками пошли на погост.
Знать, последние силы истратили
И устали от горя и слёз.
Разве можно забыть, как с охраною
Привозили им «цинки» в дома
И, оставив с открытою раною,
Их сходить заставляли с ума...

По знакомым годами тропиночкам
До последнего вздоха — сюда,
На могилки к погибшим кровиночкам,
Будет гнать их лихая беда.
А на сердце тоска леденящая.
Сон на время приходит к утру.
И трепещут их души скорбящие,
Как осиновый лист на ветру...

МАТЕРИНСКОЕ СЛОВО.

Я не могу припомнить всё, как было,
Лишь только знаю: бил меня озноб.
И как волчица, сказывают, выла,
Когда солдаты опускали гроб.
Мы с мужем сразу постарели оба,
А сына хоронили, как во сне.
И «скорая» стояла рядом, чтобы
Укол от сердца можно сделать мне...
А люди добрые устроили поминки,
И военком о чём-то говорил.
А я свалилась — нет в лице кровинки,
Подняться даже не хватало сил...

Сперва и в школе был приём хороший
(Её до службы кончил наш сынок):
Была дружина имени Алёши
И с письмами «афганский» уголок.
Да всё с годами забываться стало.
Видать, нам всем-то нынче недосуг.
Всё унесло, как снег водичкой талой.
Спасибо, что заходит сына друг.
И сам-то он вернулся инвалидом:
Израненный, к тому же, глухота.
При встрече не показывает вида,
Да я-то вижу, что за маета.

По дому управляется немножко.
На большее-то не хватает сил.
Слегла в больницу я,
так он картошку
и за меня, сердешный, посадил.
Какое там леченье, если плачу:
Мол, осенью на полку зубы класть.
А он молчком решил мою задачу.
Я в ноги готова была упасть!
Когда же стала говорить об этом,
Сказал мне: «Мать,
ведь были мы друзья.
И где гарантия, что тем рассветом
В такой же «ящик» не сыграл бы я?..»

Который год идёт, как нету сына.
А кажется мне, будто он живой.
Вот как-то раз иду мимо машины,
А в ней шофёр — солдатик, как и мой.
Забыв про всё, я отворила дверцу.
И слёзы сами градом потекли.
Ослабли ноги, плохо стало с сердцем.
Не помню, как до дома довезли...
А у одной мамаши, вот мученье,
Сынок живой, а ей совсем не мёд:
То ничего, а то найдёт затменье —
По всей округе днями не найдёт.
Я от людей слыхала краем уха,
Что на тропе какой-то ищет след,
Что отомстить за друга хочет «духам»,
Да так и ходит скоро десять лет...

Как свет в окошке жду нашу газету,
И праздником становится момент,
Когда при всех, на зависть сельсовету,
Мне почтальон вручает «Контингент»!
Спешу домой, как на свиданье прежде.
В ушах опять звенит оркестра медь.
Как к светлому иду и как к надежде.
И слышу вслед: «Опять пошла реветь…»
Быть может, кто откликнулся и знает,
Как наш сынок последний раз вздохнул?
А нет — так про других упоминают,
Кто тоже горя своего хлебнул...

Так придавило этим «грузом двести»,
Что и теперь то охну, то вздохну,
Да иногда с другими плачу вместе —
С такими же, как я, кляну войну.
Мы женщины, и потому судачим.
Судьба «афганца» каждого близка.
Успехи ваши или неудачи
Мы мысленно относим на сынка.
Вам лучше стало — и у нас улыбка,
А если плохо — никнем головой.
И молим, чтоб нелепая ошибка
Не стала для «афганца» роковой...

СЛОВО ОТЦА.

Сражаться насмерть за Отчизну —
Святое дело для мужчин.
Достойно справить павшим тризну
Хватало русичам причин.
Храня преемственность традиций,
Вставала Русь всегда стеной,
Когда незыблемость границы
Была нарушена войной.
И если колокол набатом
Зовёт на бой священный рать,
Нет выше долга для солдата —
За честь и правду постоять!

Где правда есть, там есть победа, —
Так говорили в старину.
Да жаль: совет мудрейший дедов
Забыт в афганскую войну.
Война тебе, брат, не игрушки,
И коль умом ты не урод,
То прежде чем готовить пушки,
Спроси, что думает народ.
Возьми газет передовицы
И все сомнения развей,
Что есть нужда, мол, за границу
Отправить наших сыновей.
И разложи нам всё по полкам,
Какой в Афганистане прок,
И разъясни народу толком,
Зачем туда идёт сынок.

Ведь не ласкала их чужбина...
Погибших нет причин винить.
И надо б с почестями сына,
А не украдкой хоронить!
Зачем из горя делать тайну?
Скажите, кто в том виноват?
И, видно, нынче неслучайно
Порой пустой военкомат...

А где же мы молиться станем
(Кто нам на это даст ответ?),
Коль храма тем, кто пал в Афгане,
До сей поры в столице нет!
А вы, сынки, живите дружно —
Вот наш родительский наказ!
На дураков смотреть не нужно,
Живём на свете только раз...

КАК ТЫ МОГЛА ЭТО СДЕЛАТЬ, РОССИЯ?

Тех, кто не вышел из боя в Афгане,
В «цинке» проститься с родными летел,
Третьим стаканом давайте помянем,
Как нам обычай на то повелел.
Боль нашу выскажешь разве словами?
Там не бывавшим её не понять.
Пусть убедятся на кладбище сами,
Как по сынку убивается мать.

Кто так безжалостно мог на чужбину,
Словно бы мачеха, гнать сыновей,
Чтобы под пулей душманскою сгинуть,
Или познать жуткий скрип костылей.
Жизни загублены зря молодые.
Слезы и стон возле тысяч могил.
Как ты могла это сделать, Россия?
Кто так жестоко твой разум затмил?..

ТРЕТИЙ ТОСТ.

Когда я поднимаю, третий тост
За тех парней, кто пал в Афгане,
Боль ощущаю в кончиках волос,
И водка плещется в стакане.
Давай, братишки, молча встанем,
На миг забудем бывший ад.
И всех по-доброму помянет,
Как подобает для солдат.

Побудь, попробуй, в шкуре нашей!
Бывает так — хоть волком вой!
Когда встречаешься с мамашей
Чей сын погиб, а ты — живой…
И всё внутри сжимается в комок.
Дышать становится труднее:
Как мало для неё я сделать смог,
В каком долгу я перед нею!

Давай, братишки, молча встанем,
На миг забудем бывший ад.
И всех по-доброму помянем,
Как подобает для солдат!..

* * *

Не перестанет плакать мать о сыне,
Афганистан которого унёс.
У памятника павшим на чужбине
Она прольёт ещё немало слёз.
Придёт сюда, цветов букет положит
На гладкий полированный гранит.
И так стоит подолгу, а, быть может,
Опять о чём-то с сыном говорит.

О том, что дома не находит места
И что отец серьёзно занемог;
Что замуж вышла бывшая невеста;
Друзья приходят реже на порог.
Что по нему скучает дни и ночи,
Что песни в доме больше не звучат.
И знал бы он, кровинушка-сыночек,
Как мать мечтала вынянчить внучат!..

НА МОГИЛЕ ПОГИБШЕГО ДРУГА.

Вот кто бы знал, как нелегка дорога
К засыпанному наспех «цинкачу»,
Где памятник стоит тебе, Серёга,
А я иду, поговорить хочу.
У нас сегодня скромной будет тризна.
Я до краёв гранёные налью
За тех, кого направила Отчизна
В Афганистан и кто погиб в бою.

Ты вспомни, как ходили мы на «духов»,
Хрустел песок противно на зубах...
Так пусть земля ребятам будет пухом.
Кому в Союз пришлось лететь в гробах.
Нас в феврале к Термезу вывел Громов,
Через Саланг прошли с боями путь.
Как обо всём забыть хотелось дома
И воздухом родных полей вздохнуть.

Да где там! Лишь прикрою веки,
Стоит в ушах израненного стон.
То будто кулаком грозят калеки,
А то на грудь запрыгнул скорпион...
Сейчас листву пораскидала осень.
Летят на юг, курлыча, журавли.
А мне опять тоскливо что-то очень
И голова клонится до земли.
Твои родные постарели слишком.
Мать всё зовёт: «Ты заходи, сынок!»
Я прошлый раз увидел здесь мальчишку,
Он самодельный клал тебе венок...

Я не могу терпеть, как ранят души
И равнодушно смотрят свысока
Не нюхавшие пороха чинуши
На мать, похоронившую сынка.
За десять лет нас столько закопали —
В десятки тысяч упирался счёт!
И матери от слёз слепыми стали.
Какой уж, к чёрту, нам,
живым, почёт!..

* * *

Сиротливо мне, как на погосте.
Столько лет тебя на свете нет!
Редко кто теперь заходит в гости.
Всё смотрю, смотрю на твой портрет...
Чаще стал отец курить, вздыхая
(сердце никудышнее совсем).
Захлестнула долюшка лихая.
Да не будешь жаловаться всем.
Вот отец ругает, что я плачу.
Всё грозится твой портрет убрать.
Только, видно, не смогу иначе,
Потому что я — родная мать.
Я тебе цветы сажаю к маю,
Свежей краской надпись подвожу.
Не сдержусь и снова разрыдаюсь.
И без сил неделями лежу...

* * *

Свой солдатский долг в Афганистане
Сын исполнил, жизнью заплатив.
Плакать мать теперь не перестанет,
В путь его последний проводив.
Раньше часто хлопала калитка:
К сыну шли и ехали друзья.
Мать светилась доброю улыбкой,
Радости за сына не тая.

Тихо стало в опустевшем доме,
Лишь стучит будильник в тишине.
Ясным взглядом глаз таких знакомых
Смотрит сын с портрета на стене.
Мать теперь давно уже седая
И не спит ночами напролёт,
Горько в одиночестве рыдает,
Но к окошку больше не идёт.

А когда бывает у могилы,
Слёзы сами льются по лицу.
Всё зовёт: «Вставай, сыночек милый,
И скажи мне слово и отцу.
Ты ушёл из жизни, и опора
Ускользает из-под наших ног.
Я от слёз ослепну, видно, скоро.
Как ты нас одних оставить мог?..»

ОЖИДАНИЕ.

На её вы место станьте сами
И поймёте, как гнетёт тоска,
Если служит сын в Афганистане,
Весточки всё ждёт издалека.
Жизнь идёт, не ведая покоя.
Мать не спит, а если и заснёт,
Видит снова: изнурённый зноем,
Сын опять неравный бой ведёт.

А зимой, когда шумят метели,
Злится ветер, трётся кот у ног,
Вдруг приснится, будто бы в шинели
Постучал сыночек у ворот.
И к окошку птицею метнётся,
Сердце сразу радостно замрёт…
К косяку холодному прижмётся,
По виску испарина пройдёт.
Постоит, тихонечко вздыхая,
Да слезу в потёмочках смахнёт.
Только тут и вспомнит, что босая,
И к постели нехотя пойдёт...

ПАМЯТНИК ПОГИБШИМ В АФГАНИСТАНЕ (открыт в Оренбурге 2.09.1989).

Две руки в пожатьи крепче стали
Увенчали памятника стан
С сотнями имён на пьедестале,
Кто собой прикрыл Афганистан.
Кто спасал запуганных душманом
В кишлаках детей и стариков,
С хлебным пробивался караваном
В пекле огнедышащих песков.
Кровью истекал на серпантине
Вьющихся над пропастью дорог,
Под афганским небом, на чужбине,
Свой солдатский выполняя долг.
И под кодом «чёрные тюльпаны»
Прилетел в Союз через Кабул,
Где рыдали, обезумев, мамы,
Встретив сына в цинковом гробу.
И теперь, как никогда, быть может,
Матерям погибших сыновей
Нет на свете ничего дороже
К их судьбе сочувствия людей...

«АФГАНЕЦ».

Ты сразу отличишь его из сотни,
Солдата, что прошёл Афганистан:
Он не боится тёмной подворотни,
Не терпит трусость, подлость и обман.

И пусть шалят еще порою нервы,
Спросонья может закричать:
«Держись!..»
В беде всегда придёт на помощь первым,
Глядит совсем по-новому на жизнь.

А время боль утрат смягчит едва ли,
Морщины жёстко залегли на лбу.
Всё видится тот бой на перевале,
И друг, лежащий в цинковом гробу.
Куда весёлость прежняя девалась —
Лихого гармониста не узнать.
И выдают глаза его усталость,
Которую поймёт одна лишь мать...

* * *

Полюбуйся, Россия-Расеюшка,
На дела безответственных лиц,
Девять лет продолжавших “затеюшку”
Со смертями у южных границ.
И с каким же постыдным бездушием
Были встречены, кто воевал.
Как безжалостно плюнули в души им:
Мол, а кто вас туда посылал?

А «афганец» там труса не праздновал,
Повидал и Кабул, и Герат.
Что шарахаться, как от заразного —
Он и сам уже жизни не рад.
Кто-то счёт потерял иномаркам,
Где-то стонет «афганец» в ночи
И не ждёт от судьбины подарка,
Если даже бессильны врачи...

Быстро тает «афганская» братия:
Тот на кладбище, этот — в тюрьме.
Кто-то всем посылает проклятия
Ну, а кто-то с войны не в уме.
Безысходность кого-то и к мафии
Загнала в криминальную рать,
Ставит крест на былой биографии
И бесславно велит умирать...

Я кричу бестолковым политикам:
«Что ж вы снова творите в Чечне?»
Вот своих-то сынков схороните-ка,
Так забудете вмиг о войне!..

* * *

Людское горе надо так понять,
Чтобы чужой беде подставить плечи,
И помнить, что седая чья-то мать
Сынку-«афганцу» в церкви ставит свечи.
А где-то зубы стиснул инвалид,
Как лошадь в упряжь облачась в протезы.
Кому расскажешь, как душа болит
По ноженькам, потерянным в Гардезе...

* * *

Не слышать бы мне про «горячие точки»,
Которых в достатке у нас.
Не видеть бы мам, чьи погибли сыночки,
И их обезумевших глаз.
Скажите, какая оса укусила,
Что слышится: «Мать-перемать!..»
И где накопилась зловещая сила,
Толкнув меж собой воевать.
Откуда на нас навалилась проказа?
Где бывшая общность идей?
И кровушка льётся в селеньях Кавказа,
И горе опять у людей.

Союзники прежние словно в дурмане:
Убийства и распри, резня.
Стоят в миротворцах сынки-россияне,
Не зная ни ночи, ни дня.
Одумайтесь, люди, во имя святого!
Не видится выход иной.
И я заклинаю вас снова и снова
Скорее покончить с войной!

* * *

В больнице я теперь весной и осенью.
Как надоело быть у всех в долгу!
Жена, работа вся
совсем заброшены.
И думы тяжкие царят в мозгу.
От горя страшного жена состарилась,
Одна сидит в слезах, качая стан.
Судьба жестокая над ней не сжалилась —
Сынка навек унёс Афганистан.

Виски припудрились седой порошею.
Считай, что в жизни нам не повезло.
И всё же ты не плачь, моя хорошая,
И улыбнись слегка судьбе назло!
Вопреки бедам всем жизнь продолжается,
И я по-прежнему её люблю.
Пусть смерть по мне пока не улыбается.
Сквозь зубы сжатые я всё стерплю!..

Благодарю газету "Контингент", передавшую нам для публикации эти стихи.


На следующую страницу стихов Валентина Гайлина



Rambler's Top100