Стихи Григория Покровского (Грищенко)

БАЛЛАДА О КОМИССАРЕ.

Когда за горами скрывался закат,
На камень ложился серебряный иней.
С последним лучом приземлился десант,
Закрыл переход к злополучной долине.

И было ребят меньше роты всего,
Но в бой их повёл полковой комиссар.
И лет ему было совсем ничего,
А им, почему-то, казался он стар.

Но так предрешалось судьбой роковой,
Что стал на пути у врага тот десант.
На двести врагов двадцать семь их всего,
А в бой их повёл полковой комиссар

Он встал, как скала, у врага на пути,
Как волны морские, атаки сбивая.
Не дать до рассвета врагу здесь пройти -
Стояла задача десанту такая.

Но так вот бывает банально порой,
Патроны кончаются, чем отбиваться?
Сказал комиссар: "Чтоб стояли стеной,
Прошу только в плен не сдаваться!"

Но ночь продержались, врага задержав,
К утру подоспела подмога.
Увидели все: на песке комиссар наш лежал,
И лет ему было совсем уж немного.

И плачет жена: "Что я сыну скажу?
Как гибель отца оправдать?"
Не надо ему говорить ничего,
Достаточно орден ему показать.

Железкой откупится власть,
А сироты им не помеха.
Им только б насытиться всласть,
И не война им - потеха.

А сын подрастет таким, как отец,
С открытой и ясной душою.
Пополнит ряды удалой молодец,
На смерть позовёт за собою.

БЕЛЫЙ КАМЕНЬ.

Белый камень, как снег,
Раскалённый под солнцем палящим,
Знойный ветер, как смерч,
Подымающий пыль в облака.
Так встречает Кабул
Грозным ликом манящим
Тех посланцев страны,
Что летели сюда издалека.

Обозлённые, чёрные лица,
Только зубы, как мрамор,
Да пыльных волос седина.
Да и мужеству вашему
Может лишь тот удивится,
Тот, кто знает какая вот эта страна.

Вы пришли нас встречать,
Потому что вы ждёте замену.
Да и нервы у вас
Натянулись сейчас, как струна.
Напряжённо вы смотрите так,
Что вздуваются вены.
Только шепчете  вы: «Вот это моя!»

Ну а мы смотрим вдаль,
Словно видим там образ плывущий.
Тот, что скажет сейчас,
Что нас ждёт  впереди:
Может орден, а может медаль,
В этой жизни грядущей,
А может всего одна пуля в груди...

БОСОНОГОЕ ДЕТСТВО.

Босоногое детство, ты ко мне загляни,
Босоногое детство, хоть на миг приходи.
Всё сейчас вспоминаю я тебя иногда,
Босоногое детство, дай потрогать тебя.

Помню, как мы встречались, как влюблялись в тебя,
В босоногое детство, в голубые глаза.
Как же глупыми были, как спешили тогда,
С босоногого детства уйти навсегда.

Где же эти косички, где же эти глаза?
И коленки в зелёнке, и от ссадин слеза.
Так прошли незаметно дорогие года,
Босоногое детство ушло навсегда.
               
ВАНДЕ.

В Киев едешь ты счастливая такая,
Оставляешь здесь друзей своих.
Безусловно, с ними расставаясь,
Навсегда запомнишь образ их.

Но а Киев не Кабул, хоть и на «К».
Там Крещатик, Днепр, бульвары, скверы.
И с каштанов пышных берега,
Да и нет там мусульманской веры.

Улетишь, оставив образ свой,
Бойкая, весёлая такая.
И зачем всё это ты берёшь с собой,
На афганок Борю оставляя?

Мы, конечно, будем вспоминать,
Вандушку, красивую такую.
Муж не даст мне губы целовать.
Дай тебе хоть ручку поцелую!

Улетаешь, мы даём совет:
Слишком многим ты не улыбайся.
Будут приставать, скажи им "нет",
В мыслях в ДРА ты оставайся!

Время пролетит, придёт пора,
В Киеве мы встретимся когда–то,
Ванду не забудем никогда!
Всё–таки и ты была солдатом!   

ПРОВОДЫ В АФГАНИСТАН.
 
Зачем у трапа, дамы, вы стоите,
Слезами поливая путь родных?
Не изменить вам рок судьбы, поймите!
Не ждите невозможного от них...

Я твёрдо верю, что они вернутся.
На радость всем соседям, назло своим врагам.
И сможете тогда вы улыбнуться.
И бросите цветы вы к их ногам.

Они расскажут, как без вас грустили,
И почему хранили верность вам.
Как под огнём они ходили,
Молясь, на фотографии любимых дам.

Вы их посадите за стол убранный,
Любимых, ненаглядных и родных.
Только сейчас не лейте слёз, прошу вас, дамы!
Не хороните вы живых!

БУКЕТ ВАСИЛЬКОВЫЙ.

Я помню ромашки во ржи,
Как будто ковёр самотканый махровый.
Как ты по ковру, по ромашкам бежишь
И держишь в руках букет васильковый.

Припев:
Я помню, я помню, я помню букет васильковый. 2 раза.

То поле теперь далеко от меня,
И лето во ржи в мечтах завертелось.
Всё время ловлю я на мысли себя,
То лето с тобой мне увидеть хотелось.

Припев:
То лето, то лето, то лето увидеть хотелось. 2 раза.

Но пламенем дышит чужая земля,
И в небе горят вертолёты.
Чтоб с неба увидеть родные поля,
Об этом мечтают пилоты.

Припев:
Об этом, об этом, об этом мечтают пилоты. 2 раза.

Восьмидесятых солдаты уходят на бой,
Совсем их недавно в пеленках носили.
На смерть их зовя за собой,
«Вперёд, вашу мать!» - командиры крестили.

Припев:
Словами, словами, словами их командиры крестили. 2 раза.

Когда кровью умылся тот бой,
На поле закат появился багровый.
Тому, кто остался сегодня живой,
Пусть ночью приснится букет васильковый.

Припев:
Пусть снится, пусть снится, пусть снится букет васильковый 2 раза.
 
ОБОЖЖЕННОЕ ЛИЦО.

Я видел обожжённое лицо,
В нём отражался след пылающей брони.
И что–то было молчаливое в нём то,
Как твёрдый камень, похоже на гранит.

Молчаньем этим сказано дословно.
Какие все-таки на свете люди есть,
И им, конечно, больно, безусловно,
Но дороги им мужество и честь.

Я видел раненых и кровь на простынях,
В бинты одеты, как в скафандры, люди.
Так выражаются в своих делах
Войны обычные, земные будни.

Я видел: трассеры по небу мчались,
Словно в космос корабли,
И пули шлёпали о землю безнадёжно,
Кого–то в темноте искали всё они,
И не найдя, на мир шипели злобно.

А где-то за контрольной полосой
Пылают рампы и гуляют пары,
Пьют вино и говорят между собой,
Танцуют весело под ритм гитары.

Остановитесь, я прошу вас, хоть на миг,
Вам радоваться есть, конечно, отчего.
Но вспомните вы раненых ребят своих
И это обожжённое лицо...

Мы выстрадаем всё здесь и увидим.
Дай Бог  не видеть вам такое никогда.
Но я прошу вас, обожжённое лицо увидев,
Привстаньте на немного вы тогда.

А где–то за контрольной полосой
Берёзой пахнет и прохладой веет,
И мы, конечно, верим, что с тобой
Окажемся однажды и за нею...

СЕДИНА.

Седеют первыми мужчины,
Им и положено седеть.
И на лице у них морщины,
И никому их не стереть.

Они не ходят в кабинеты,
И косметологов не просят.
А то, что жизнью им отпето,
Они с собою так и носят.

А почему они седеют?
Кто от стакана и разврата,
А в основном те, кто прошёл
Дороги трудные солдата.

Дороги эти пахли кровью,
Пусть даже мир был на планете.
Но отвечал он головою,
Седыми прядями отметив.

Не раз смотрел в лицо он смерти,
Не раз он видел поле боя.
Прищурив глаз, врага он метил,
Все неудачи нёс с собою.

Я преклоняюсь перед нею,
Перед седою головой.
За то, что пережито ею,
Она покрашена судьбой.

СТАКАН ВОДЫ.

Стакан воды – всего лишь три глотка,
Стакан воды – цена не велика.
Но вы взгляните на него,
Не выливайте вы его.
Кому–то жизнь спасёте вы наверняка.

Ведь кто–то  на планете очень хочет пить.
Ему, конечно, ещё хочется любить,
Но умирает он от жажды.
Умоляет всех тогда:
- Воды, воды мне дайте три глотка!

Стакан воды, чистейший, как слеза,
Здесь тоже есть такой, но пить его нельзя.
Ведь от стакана можно просто заболеть,
И остаётся на него лишь только посмотреть.

А вы кощунствуете там и льёте без нужды,
Да не один стакан, а тоннами воды.
А я прошу: "Подайте мне сюда
Стакан воды, всего лишь три глотка!"

Стакан воды - то розы в день рожденья,
Стакан воды - то виноград и благородное вино.
А без него не будет жизнью наслажденья,
Ведь без него не будет в жизни ничего.

А где–то просто море есть воды,
Но кто–то умирает там от жажды, от жары.
И может он ладонью зачерпнуть,
Но не попить, а только лишь взглянуть

Земля потрескалась и губы от жары,
И караваны бродят в поисках воды
А где–то льётся кровь рекой,
За то, чтоб люди были все с водой.

Цена за воду -  кровь за стакан,
А вы по глупости всё льёте там.
Остановитесь хоть на миг и вы поймёте:
То капли крови вы на землю льёте!

И вместо капель тех вдруг расцветают розы,
То не роса на них, а матерей уставших слёзы.
Но больше не вернётся сын домой,
Погиб однажды он, уехав за водой

Подайте воду мне сюда,
Я сделаю вам рай,
Пустыню превращу в цветущий край,
Но знаю, это лишь мои мечты.
Поэтому прошу: "Подайте мне скорей стакан воды!"

ЦЕНА.

А кто заплатит за ту кровь,
Что нынче льётся, как река?
А кто заплатит за любовь,
Что рано прерванной была?

А чем заплатят матерям,
Что на дорогах сынов ждут?
И не дождавшись, по ночам
Они тихонько слёзы льют.

Цена какая? Цена одна.
Но кто ж назвать её нам сможет?
Соизмерима с чем она?
Кто горю материнскому поможет?

А кто нам вылечит больных?
Кто исцелит калек, войной рождённых?
И кто поставит в строй живых,
Всех тех, посмертно награждённых.

А кто вернёт детям отцов?
"Безотцовщиной" их злые окрестили.
Конечно, в мире много подлецов -
Их почему так распустили?

Но где же правда?
Снова на штыке?
Её в начале века деды заносили.
Сейчас она маячит вдалеке,
А чтоб достать её, потратишь много силы.

И почему подсчёт идёт:
Кого и сколько раз кто может уничтожить?
Никто из этих магов не поймёт,
Что хватит эти цифры множить.

Кто учит арифметике такой
Тех, что недавно с шариком ходили.
И почему кровавою рукой
На вечный бой их дяди окрестили?

Но вы, надменные глупцы,
Маньяки необузданной наживы,
Неужто не поймёте вы,
Ведь лучше будет, если все мы будем живы!

НА ТАНЦПЛОЩАДКЕ.

Танцуйте, девочки, танцуйте.
Немного в жизни вам дано.
Не жмитесь к стенке, не тоскуйте -
Судьбою всё предрешено.

Дано один лишь раз весною,
У всех завистниц на глазах,
С той белоснежною фатою
У жениха быть на руках...

Дано несчастье стать женою,
Искать любовь в его глазах,
Жить с онемевшею скалою,
И вечным грузом на плечах.

Дано вам счастье материнства
Чего другим не суждено.
И первый шаг, и крик ребёнка
Запомнить это вам дано.

Танцуйте и не ждите лучшей доли,
Что в этой жизни вам дано:
Немного счастья, слёз и боли,
А остальное - ничего!

ВОЗВРАЩЕНИЕ.

Как-то так случилось между нами,
Что нужных слов мы оба не нашли.
И почему-то разными путями
Мы друг от друга с лёгкостью ушли.

Я ушёл в надежде встретить друга,
Но так и не нашёл его нигде.
А без тебя мне было очень трудно,
Всё время думал только о тебе.

Исколесил я в поисках полсвета,
Который раз пытался жизнь начать я вновь.
И недоволен жизнью я за это,
Всё отрицал возможную любовь.

И я в тоске не знал, куда мне деться,
Всё в этом мире было мне не так.
Мне не на кого было опереться,
Я понял, без тебя мне не прожить никак.

И я вернулся к любимому порогу,
Здесь ждёт меня родной, надёжный друг.
И нужно мне теперь совсем немного:
Чтоб ощутить тепло любимых рук.

И будем мы друг другу улыбаться,
И буду любоваться я тобой.
И на ухо тихонько извиняться.
А ты шептать: «Мы оба сумасшедшие, родной!»

И ты поймёшь, что больше так не надо,
Задёрнешь занавески на окне.
А я пойму, что ты единственная радость,
И снова счастье возвращается ко мне.

Спасибо за понятливость такую,
За то, что мир мне подарила вновь,
За то, что в жизни и не встретил я другую,
За то, что понял, что на свете есть любовь.

ВОСХОЖДЕНИЕ.

Который день брожу я по горам,
Который день стираю ноги в кровь,
Который день насилует жара,
Но к восхожденью всё же я готов.

Припев:
Здесь восхожденье пахнет кровью,
В любом ущелье подстерегает нас беда.
А мы должны идти с тобой,
Нам дан приказ идти туда.

Идёт десант, идёт пехота,
Идёт который день подряд.
Идти, конечно, неохота,
Но долг и совесть им велят!
Припев.
 
Вот грянул выстрел, за ним второй,
И мой товарищ покачнулся.
Лежит десантник молодой,
Лежит, лицом в песок уткнулся.

Припев.

За что ложатся парни эти?
За что же льётся кровь рекой?
За то, чтоб мир был на планете,
И в этом мире жил другой?

Припев.

ДОРОГИ.

Дороги, дороги, и сколько печали от вас.
Дороги, дороги, не надо испытывать нас.
Когда провожают в дорогу, мужчины нальют всем вина,
Все выпьют его понемногу, а женщины плачут тогда.

И дом вспоминает, кто выйдет за отчий порог.
Но нет, не бывает в мире лёгких дорог.
Бывают дороги короткие, длинные, но не легки,
А тем, кто бравирует многим, не верьте – то всё пустяки.

Бывают дороги, когда запылают обочины вдруг,
Бывают дороги, когда на руках умирает твой друг.
Такие дороги, где справа обрывы, а слева скала,
Такие дороги, что даже свернуть с них нельзя.

Иногда пробиваясь сквозь заносы в пургу,
По колено в воде иль по пояс в снегу.
Дороги, дороги, ну что же труднее ещё,
Такие дороги, что даже в пургу горячо.

Идём, всё идём, по дорогам своим,
Кто больше, кто меньше, себя отдаём только им.
И так без конца и без края стоим на дорогах своих,
И лишь одного мы не знаем – когда же споткнёмся о них.

ДРУЗЬЯМ.

Устал, я, устал, не могу и подняться,
Как загнанный конь, упал на бегу.
Друзей позову – и в этом хочу им сознаться,
Скажите мне слово, и я побегу.

Вот вечер пришёл, и собрались друзья,
Я снова как будто на свет появился.
И я не один – согревают меня,
И тёплый приток по жилам полился.

Идёт разговор о том, обо  всём,
И жизнь, какова, нам трудно досталось.
О том прожитом, откровенном, родном,
И сколько кому воевать здесь осталось.

А в небе давно догорела заря,
Огни зажигает город чужой.
Затих городок, засыпают в палатках друзья,
И снится им сон про город родной.

И снятся им рощи, и снится река,
И женщина в белом – распущенный волос,
И детская снится на шее рука.
И звонкий, весёлый, смеющийся голос.

ЗЕМЛЯ МОЯ.

Сейчас ступил на край земли своей,
Одной ногой шагнул я осторожно к трапу.
Взглянул на ряд тоскливых тополей
И молча снял я перед ними шляпу. 

А рядом с ними стройные берёзы,
Как будто девушки одеты в белом.
Взглянул на них, и осторожно слёзы,
Вдруг покатились по щекам несмело.

Берёзы, русские берёзы,
Зелёными платками машут вслед.
Взглянул ещё, смахнул скупые слёзы...
Да, ничего на свете краше нет!

Земля моя, я еду на чужбину.
"Прощай!" - тебе, земля, не говорю.
Ты мать моя, и мать моего сына,
За всё тебя, земля, благодарю.

И накормить, и напоить ты можешь,
Но долг мой защитить тебя, земля,
И в этом только ты одна поможешь,
Дашь мужество и силы для меня.

ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТ.

Опять который раз лечу я по Кабулу,
Недобрый взгляд ловлю я глаз чужих.
Я знаю – здесь любить меня не будут,
Конечно же, пришелец я для них.

Припев:
Я задыхаюсь на горе
И от жары, и от нехватки кислорода.
А там, в Союзе, всё твердили мне,
Что я как воздух нужен здесь
Афганскому народу.

В газетах пишут: «Тут нормально всё,
И революция, ура, здесь побеждает!»
Не верьте, это всё враньё,
Война идёт, ребята погибают.

Припев.

В Афганистане полумрак,
На одного неграмотных здесь сто.
Им, может, хорошо и так.
А я со своим долгом им на что?

Припев.

С утра, надраив мусорки до блеска
И нагрузившись, как слоны, идут.
А тем, кому на свалке не хватило места,
Всё самолётом из Союза привезут.

Припев.

Пора кончать с нахлебниками, братцы,
Пора заставить их работать на себя.
Пора уже за дело браться,
А накормить планету мы не сможем никогда.

Припев.

К СОРОКОЛЕТИЮ.

Ничего, что сорок, не удержишь их,
Все равно моложе ты подруг своих.
Как-то незаметно их смогла прожить,
Только в эти годы начинаешь жить.

Для меня, что в двадцать, всё такая ты,
Чтоб не расставаться - вот мои мечты.
Разве ж сорок годы? Это не беда.
Буду и старушку я любить всегда...

КОЛЮЧКА.

Грубости, чёрствости нет в человеке предела.
С ними встречаешься и натыкаешься, словно ты мяч.
Вас отфутболят и скажут, что вы не у дела,
Трудно вам будет что-нибудь тут предпринять.

Вы неуживчивый, вы справедливый, колючий.
Ну а с шипами не очень приятно-то жить.
Вас обязательно кто-нибудь в жизни проучит,
Да и с колючим, кому же приятно дружить.

Так и сойдутся две в жизни колючки,
Только ежи понимают друг друга всегда.
Будут друг другу выкидывать всякие колкие штучки,
А друг без друга не смогут прожить никогда.

Ну а другой - расползается словно слизняк.
Гладкий, как червь, обязательно где-то прогнётся.
И почему–то всегда получается так,
Что непременно фортуна ему улыбнётся.

Часто я видел грубых, солидных нахалов.
Им непременно в жизни везёт.
Выдвинут в люди он дядей, таким же невеждой и хамом.
Чувствуя дядю, на всех он с вершины плюёт.

Я признаю в этой жизни колючку.
Пусть она колет, но знаешь хотя бы за что.
И не подаст тебе скользкую, липкую ручку.
Да и не будет хамить, не зная за что.

Сколько? Вы спросите – сколько мерзавцев на свете?
Да и откуда берутся трухлявые пни?
Вы не забудьте, что есть у мерзавцев тех дети.
Как бы вот сделать, чтоб не были пнями они...

КОРРЕСПОНДЕНТУ.

Писать для газеты вам нет больше мочи,
Вам с кровью даются те несколько строчек.
Вы лезете в дыры, рискуя в пути,
Чтоб несколько слов для газеты найти...

Вы видите кровь, убитых солдат,
Об этом вы сможете всё написать.
Но то оставляете всё при себе,
Цензура не терпит такого нигде.

И сколько исхожено, сколько исползано,
И всяких статей сколько вами исполнено.
И всё для того, чтоб газету издать,
Обидно, не каждый статью эту станет читать.

А если читает, не может узнать,
Как и кому удалось ту статью написать.
И вы остаётесь в тени деловой,
Солидной газеты солдат рядовой.

Вы родину видите только наездами,
И дома бываете только проездами.
Всё чаще бываете среди чужих,
А в мыслях хотите увидеть родных.

Я всё удивляюсь, как можно писать,
Когда по рукам человека связать.
Но вы умудряетесь что–то найти,
Пусть даже на сделку с собою пойти.

КРАСНЫЕ ТЮЛЬПАНЫ.

Вновь вернулась весна со своими ручьями,
Синим небом, вершинами гор неземной красоты.
А на склонах зелёных краснеют местами,
Словно знамя в атаке, полыхают цветы.

Припев:
Тюльпаны красные, тюльпаны красные,
На склонах тюльпаны цветут.
Тюльпаны красные, тюльпаны красные,
Как будто влюблённых здесь ждут.

Не топчите цветы, берегите их, люди,
То не просто цветы - капли крови погибших солдат.
И давайте немного к ним  вежливы будем,
И давайте их будем на «вы» называть.

Припев.

Вы нарвите букет, подарите любимой,
В нем есть сердце того, кто своей подарить не сумел.
Вы дарите цветы за двоих своей милой,
Он ведь в жизни своей полюбить не успел.

Припев.

МИРАЖ.

Руки пропахли, руки пропахли полынью степной.
Как в это время, как в это время хочу быть с тобой.
Руки пропахли, руки пропахли, полынь горчит.
Но почему же, но почему же ты молчишь?

А, может, рядом, а, может, рядом где-то ты.
А, может, просто, а, может, просто мои мечты.
Может, и вовсе, может, и вовсе, тебя и нет.
Только на это, только на это скажу я нет.

Вот ты какая, вот ты какая, как и была.
Вновь пред собою, вновь пред собою вижу тебя.
Руки пропахли, руки пропахли, полынь горчит.
Ну почему же, ну почему же ты молчишь.

НАСТЯ.

Ночь темным-темна в округе.
Всё затихло после вьюги,
Одиночества подруги,
Что стучала всем в окно.
Только Настя за стеною
Заливается слезою,
Вспоминает, как весною,
Ей одной не повезло.

То подруга, словно вьюга,
Унесла у Насти счастье.
И теперь одно ненастье,
Смотрит Настя счастью вслед.
Смотрит Настя и ревнует,
Как другую он целует.
И завидует подруге
Той принесшей сколько бед.

Плачет Настя и не знает,
Как вернуть его такого,
Как найти себе другого,
Чтоб похож был на него.
Брось ты, Настенька, не надо,
У тебя ведь будет радость.
Непременно он найдётся,
Обязательно вернётся,
Он не сможет все равно!

НЕ БУДИ.

Не буди ты меня, не буди,
Понапрасну меня не тревожь.
И во мне не ищи ты любви,
На себя стал совсем не похож.

Я сейчас огрубел от огня,
От тебя почему- то отвык.
Одиночество гложет меня,
Но к нему как–то  больше привык.

И меня не ревнуй ты к другим,
Понапрасну себя не терзай.
Ровно так охладел я и к ним,
Говорю, и об этом ты знай.

Мне понраву мужская среда,
Я к солдатской шинели привык.
Мне уютной палатка была,
Я от нежной постели отвык.

Ты меня не ругай про себя,
Правду горькую мне открывай.
Да и слёзы не лей там, вдали от меня,
Злые сплетни всегда отвергай.

Время - лучший мой доктор. Пройдёт,
Отогреет твоя теплота.
Вот боюсь только, иней падёт,
Вдруг остынешь и ты от меня...

НЕ ГРУСТИ.

Не грусти, не печалься, что камень
Какой год на душе носишь ты.
Всё пройдёт и в забвение канет,
И останутся в сердце твоём лишь мечты.

Знаю, трудно в постели, где льды и безмолвие,
Где царит недоверие и чувство вражды.
Поправляя подушку ему в изголовье,
Чтоб не видел он слёз, улыбаешься ты.

Видно, быстрый огонь все то сжёг между вами,
Что когда-то любовью было.
И остались в душе только чёрные раны.
Залечить их теперь никому не дано...

Не грусти, время - лучший наш доктор - пройдёт.
Ведь в душе-то твоей угольки не совсем все угасли.
Снова будет рассвет, снова солнце взойдёт,
Расцветёт и твой образ прекрасный!

НЕ УЛЕТАЙ.

Взмахнула чайка крылом,
И с моря дохнула  прохлада,
И нас на волне вдаль уносит вдвоём,
А время уходит, какая досада.

Припев:
Не убегай, прошу, не убегай.
Хотя б на миг остановись.
Но пусть хоть сном мне всё отдай,
То время с любимой вернись.

Шептала морская волна,
На камнях гадала о скорой разлуке.
На мелкие капли дождя разбивалась она,
Солёными делая губы и руки.

Припев:
Остановись, волна, остановись.
Застынь, волна, хотя бы на мгновенье.
Дай сладким поцелуй запомнить на всю жизнь.
С любимой задержи уединенье.

И помню, как на взлётной полосе
Каким тяжелым было расставанье,
Как слёзы побежали по твоей щеке,
Как ты рукой махнула на прощанье.

Припев:
Не улетай, прошу, не улетай.
Застынь, мой лайнер в воздухе, как птица.
В последний раз взглянуть на неё дай,
Дай мне с любимой навсегда проститься!

НОСТАЛЬГИЯ.

Роса на цветах, как слеза на ресницах,
Роса на грибах, как слеза на щеке.
Тот лес белорусский всё чаще мне снится,
Тот лес, от которого я вдалеке.

И ели косматые, берёзы в косичках,
Как будто вас вижу сейчас наяву.
К тебе, лес, хочу заглянуть по привычке,
Но вот сознаю, что никак не смогу.

Опушки родные и речки лесные -
Такой красоты нигде не сыскать.
Я в горы гляжу, а вы тут, как живые,
Мне вас почему–то не стало хватать.

Сейчас не могу я опять окунуться,
Как в море, в траву, и забыть обо всём,
К тебе все равно, лес, я должен вернуться,
Чтоб снова побыть нам с тобой вдвоём.

И ты мне залечишь те жгучие раны,
Ими сейчас заболела душа.
И ты запоёшь голосами получше эстрады,
Чтоб мне доказать, как жизнь хороша.

ПИСЬМО.

Пришли в конверте мне листочек от берёзы.
Пришли в конверте мне от нашей ивы слёзы.
Пришли ты мне, пришли, чего-нибудь, пришли.
Чтоб только для меня, для сердца, для души.

Чтоб я здесь вспоминал, какая ты там есть,
Чтоб я всё время был душой с тобою весь.
Меня не забывай, почаще мне пиши.
Не всё воспринимай, не лей ты слёз в тиши.

У нас тут весь пейзаж - две голые горы.
И мы не знаем, как спасаться от жары.
У каждого своё в ответ ты скажешь мне,
Кто плачет по берёзам, а кто и по горе.

Ещё я попрошу: своди на речку сына,
И рощу покажи, своди его в поля.
Чтоб твёрдо понял он, какая есть Отчизна,
И чтобы понял то, чего не понял я.

ПОЗДРАВЛЕНИЕ.

Ночь, морозная ночь, словно ты для меня,
Только жаль, в эту ночь не хватает тебя.
Чтобы ты, как тогда, снег в ладони брала.
И по ним, как слеза, растекалась вода.

Я беру этот снег и в ладони зажму,
Только что–то не так, ну а что, не пойму.
Он хрустит, но не тает, не так как тогда,
Видно снегу нужна твоя теплота.

Снег ложится на плечи, кроет всё сединой,
Только жаль, в этот вечер я опять не с тобой.
Не могу взять за плечи, с тобой в танце кружить,
Не могу этот вечер я никак позабыть.

В новогоднюю ночь хороводы кругом,
Только жаль, в эту ночь мы опять не вдвоём.
Телефонным звонком одиночество трону твоё,
Через весь земной шар мы побудем вдвоём.

Подними ты бокал золотого вина,
На другом конце подниму его я.
Чтобы звон пролетел через горы, моря,
С Новым годом сумел поздравить тебя.

Я к тебе прилечу, только ты подожди,
В новогоднюю ночь без меня не грусти.
Будешь снова со мной в лёгком танце кружить,
Ведь в разлуке тебя стал я больше любить.

ПОЧЕМУ МЫ СОЛДАТЫ.

Гулким взрывом прошло, пронеслось злое эхо,
И в сожжённых домах получив отраженье своё,
Так с обидой ушло обгорелое лето,
На сожжённых полях лишь оставив одно вороньё.

Тот истории штрих мы ещё не забыли,
Да и помним ещё, как стонала земля.
Как осколки от мин молодые берёзки косили,
И как ранами были покрыты поля.

Золотою пшеницей заросли эти раны,
Там, где были берёзки, уж рощи шумят.
К этим рощам весною идут ветераны.
Вспоминая навеки уснувших солдат.

И поэтому крепко сжимаем свои автоматы,
Зорко смотрим мы в мирное небо своё.
Может быть, потому мы сегодня солдаты,
Чтоб опять не кружилось над полем одно вороньё.

ПРИСНИСЬ МНЕ, РОДИНА.

Приснитесь мне, поля и рощи золотые,
Осенним солнцем озарённые луга.
Приснитесь мне, леса, озёра голубые,
Осеннею прохладою студёная река.

Приснитесь мне, костры, туманы над рекою,
И алая, короткая, вечерняя заря.
Приснитесь мне, стога и вербы над водою,
Со стаей улетающие крики журавля.

Приснитесь мне, цветы, покрыты сединою,
Как солнце поднимается и тает седина.
Приснись мне, дуб роскошный с медною листвою,
Чтоб нежную мелодию шептала мне она.

Приснись мне, край родной, я по тебе тоскую.
О, как хочу увидеть я тебя!
И Родину свою я нежно поцелую,
Когда сойду на эту землю я.

ПРИХОДИТ ОСЕНЬ.

Приходит осень незаметно,
Роняя под ноги листву.
И больше нет мечты заветной.
Ложится иней на траву.

Припев:
Но ты не грусти, что осень пришла,
Пусть несколько лет с собой унесла,
Но ты не грусти, что осень пришла,
Ведь мудрость и зрелость она принесла.

А по утру прохладой веет,
И на деревьях седина.
И с каждым днём она белеет,
Красивей становится она.

Припев:
Но ты не грусти, зима не страшна,
Пусть осень сейчас побеждает она.
Но ты не грусти, что осень пришла,
Не так уж страшна седина.

А под ногами красной медью
Дороги стелятся ковром.
Прекрасна осень, когда ею
Всегда любуются  вдвоём.

Припев:
Но ты не грусти, что осень пришла,
Любовь все равно от тебя не ушла.
Но ты не грусти, что осень пришла,
В тебе все равно расцветает весна.

ПРОСТОТА.

Говорил я один на один со своей простотою:
Почему ты такая и ходишь всё время за мной?
Отвечала она: тебе   дана я  судьбою,
Ничего ты не сможешь поделать со мной.

Понимаю её простоту ту земную,
И столь много дорог пришлось с ней пройти.
Хитрость лучше, с ней можно в минуту любую
Из любой ситуации выход найти.

А с тобой, простота, я всегда невпопад,
Ты наивным и глупым меня показать норовишь.
Наглость проще — она ведь не сделает так,
С нею в схватке любой победишь.

Хитрость — щит, наглость - меч,
Ну а ты, простота, беззащитна.
И живу я с тобой, чтоб свою человечность сберечь,
Чтобы совесть моя была чистой. 

ПРОЩАНИЕ С КАБУЛОМ.

Когда расстаётесь с друзьями,
Немного обидно, немного и грустно.
И вы понимаете сами,
Что расставаться ведь трудно.

И, кажется, всё позади,
И больше не будет таких испытаний.
Но жизнь ещё вся впереди,
И сколько проблем от неё еще станет.

Прощаясь с Кабулом, прощаетесь с прошлым,
Здесь все-таки  как-то проверил себя.
И вы сознаёте, что это не так уж и просто,
Что где-то друзьям не хватает тебя.

Не будет хватать человечности этой,
И той доброты, что ушла вместе с вами туда.
И радостный вы, не хотите подумать об этом.
Так делает каждый,  наверное,  каждый, всегда.

А там  вы забудете трудные дни,
Все неприятности будут казаться смешными.
И вы загрустите с женою одни.
Покуда не будут друзья в вас другие.

РАЗМЫШЛЕНИЕ О СТАРОСТИ.

Когда тебе немало лет
И инеем виски покрыты,
Сними ты с плеч твой старый плед,
По шумным улицам пройди ты.

Увидишь ты, как жизнь бурлит
Её вкусил лишь половину.
Вдруг неизвестность поманит.
Очаг свой брось, возьми рюкзак на спину.

Попей воды из родника,
Когда-то в детстве так бывало.
Послушай ночью соловья,
И поцелуй её, чтоб сердце застучало.

Нарви большой букет цветов,
Тех, что когда-то друг другу вы дарили.
Найди ты пару нежных слов,
Те, что когда-то говорили.

И ничего,  что седина,
И ничего что скоро будут внуки,
«Любимый мой...»- зашепчет вдруг она,
Потянутся друг к другу руки.

РАЗМЫШЛЕНИЕ.

Упадёт ли снежинка вам на ладони
Иль вьюга пойдёт, запорошит виски.
Иль ветер холодный вам думу нагонит,
И вы загрустите тогда от тоски.

Не надо впадать в царствие мрака
И ударяться в унынье и грусть.
Ведь жизнь это, в сущности, драка.
А что коротка, но и пусть.

Снежинка растает, теплом отогрета,
И вместо неё на ладонях вода.
А вы, вероятно, всё грезите летом,
Хотя уж давно ваша осень прошла.

И всё хорошо в этом мире прекрасном,
Весна хороша и зимы белизна.
Снежинка в ладонях и ветер ненастный,
Когда расцветает ваша душа.

Не надо спешить обдавать теплотою,
Снежинку, что вам на ладони легла.
Умейте всегда любоваться её красотою,
Пусть холодом дышит немного она.

Да, тут разобраться не так-то и просто,
Нужна теплота иль нужна красота.
А я вам на это скажу только вот что:
Главное, чтоб не подделка была.

СОВЕТ.

У тебя глаза голубые,
И в горошинку платье к лицу.
Отвергай все соблазны, любые.
Не отдайся и ты подлецу.

Не всегда доверяйся ты ночи-
Ночь - коварна, бывает порой.
Знаешь, трудно бывает очень
Встать с оплёванной утром душой.
 

Не гонись за наживой,  не надо,
Она в жизни совсем не нужна.
Самой лучшей бывает награда,
Когда чистой осталась душа.

Женихов не ищи очень бурно,
Потому что бывает тогда
Об  таких они судят всегда очень дурно,
И к тебе вся летит шелуха.

Будь ты доброй, ласковой, скромной
И тебе я скажу, что тогда
Заимеешь успех ты огромный,
И счастливой ты будешь всегда.

ТАМАРКА.

И почему ты смотришь так брезгливо,
Меня сейчас совсем не узнаёшь?
С улыбкой до ушей и рожицей счастливой
К советнику бежишь, ядрёна вошь.

Припев:
Тамарка ты Тамарка, Тамарка – санитарка,
Тамара, Тамарочка моя.
А я стою немытый, изранен и небритый,
Куда бежишь ты от меня?

Ты вспомни, как заделалась в солдаты,
Как кошечкой  напуганной была.
Как без меня ступить и шагу не могла ты,
Так преданно смотрела на меня.

Припев:
Тамарка ты Тамарка, Тамарка – санитарка,
Тамара, Тамарочка моя.
Ты стала как тигрица, дородная девица,
Гляди, получишь у меня!

Свой «интерн. долг» ты выполнила с честью,
Ведь без тебя апрельской революции не жить.
Всех верных мусульман сумела обесчестить,
И их немножко обрусить.

Припев:
Тамарка ты Тамарка, Тамарка - санитарка,
Ханум, ханумочка моя.
Гляжу я на тебя, а ты как иностранка,
Вот только рожица твоя...

Облазить все дуканы ты сумела
И джинсы «Ленис» натянула на себя.
И где такой размер себе ты подглядела?
Аршин шитья ведь на тебя...

Припев:
Тамарка ты Тамарка, с Ольховки ты доярка,
Ведь всё я знаю про тебя.
Чего ты загордилась, иностранка?
Тупая рожица твоя...

ТАМОЖНЯ.

Вот долгожданный мой полёт,
Через границу перелёт.
И вот родной аэродром нас принимает.
Всего остались пустяки,
Через таможню перейти.
Она, как крепость, встала на пути.

"Ты, - говорит, - чего везёшь,
И почему в коленках дрожь?»
Я слов не нахожу, не отвечаю.
Тебе б на четверть жизнь мою...
Здесь присосался как в раю.
Ты бы дрожал не так, я знаю.

А он твердит себе одно,
«Где у тебя второе дно?
Где прячешь контрабанду ты свою?»
Я говорю ему: «Дурак,
Я пред тобою весь вот так,
Как Маха обнажённая, стою».

А он в глаза мне всё глядел,
Над чемоданом всё потел,
Чего–то шарил, всё мне не доверяя.
Всё к верху дном перевернул,
И подозрительно взглянул,
Меня какой–то рамкой проверяя.

"Чего ты ищешь? - говорю, -
Что, подозрительно дрожу?
Так я дрожу, что ад прошел, и чудом выжил.
Ступил на землю я свою,
Дрожу, что так домой хочу.
Дрожу, что морду я холённую увидел."

Вдруг Шерлок Холмс подпрыгнул мой.
"Сей батник не положено с собой,
На нем орёл ещё какой–то (US PILOT)."
Я говорю ему: "Бери,
Только скорее пропусти
Через таможню, что как крепость встала на пути."

Мой сыщик батник прихватил,
Меня он сразу отпустил.
Свой строгий взгляд сменил он  на улыбку.
Не знал, дурак, что тут вот так,
Я б дал давно, я б сделал так,
Чтобы таможенник мне нервы не крутил...

ТЕМ, КТО ЖДЕТ.

Какой раз буду говорить:
«Безумно как люблю тебя!»
Какой раз буду повторять:
«Навеки твой. А ты моя!»

Но ты качаешь головой,
Улыбку держишь на устах.
«Сказать ведь можно и другой,
Ещё похлёстче, а не так...»

Что я чудак, какой чудак.

С твоим я именем ложусь,
И поднимаюсь утром с ним.
Когда приходит к сердцу грусть,
Её гоню я только им.

И фотографию твою,
Храню я верно на груди.
Чтобы нечаянно в бою,
Поранить пули не могли.

А если тронут, то двоих.

Я твёрдо знаю, что ты ждёшь,
Как это важно, когда ждут,
Когда осенний хлещет дождь,
Когда весной сады цветут.

Когда морозом в январе
Дыхнёт свирепая зима.
Когда в июле на горе
Одолевает зной жара.

Как это важно, когда ждут...

Моя солдатка, ждёшь меня,
Как мать с войны отца ждала,
И ожиданием, любя,
Его к победе привела.

Но почему же ордена
Тем не дают, кто верно ждёт?
Ведь верность их нам как нужна,
Она на подвиг нас зовёт...

Так почему же не дают им ордена.

ТОННЕЛЬ.

Погибшим на перевале Саланг посвящаю...

Вперёд, идёт вперёд машин колёсных рота,
Больших грузовиков, гружённых до отвала.
Скорей бы им, скорей, дойти до поворота,
Скорей бы пересечь ту точку перевала.

Там мертвый есть тоннель, об этом знают все.
Бывает, что с него нет выхода совсем,
Бывает, что в него есть только один вход.
Куда девался выход, никто и не поймёт...

Вот рота подошла вплотную к перевалу,
И мёртвый тот тоннель решила сходу взять.
И, вроде, всё путём, и не было обвала,
Но выход вдруг с тоннеля стал сразу исчезать.

Причина тут одна, на первый взгляд простая,
Швырнуло грузовик, и стал он поперёк.
О том, что вечным сном в тоннелях засыпают,
О том, что нету выхода, всем было невдомёк.

Там чёрный дым валил с тоннели, словно с чрева,
Чудовище жрало с машинами людей,
В огне объезда не было ни справа и ни слева,
Найти с тоннеля выход все рвались побыстрей.

Погибли все они, ребята с этой роты,
И жизни-то не видели, а только вечный риск.
Когда-то, может быть, на этом повороте
Погибшей роте той поставят обелиск.

И все мы, как они, находимся в тоннеле,
Стараемся же честно долг свой выполнять.
Когда вошли в него, уж годы пролетели,
Мы видим только вход, а вывод не видать.
 
ЧЕКИСТКА.

Всё сложила в чемодане, что взяла в Афганистане,
Шубки, кольца, серьги, свитера.
Что ты делаешь, подлюка, ты ж была такая шлюха,
Где ж ты столько денежек нашла?

Помню, ты приехала, была такая ветхая,
В платьице из ситца, да и то было одно.
А сейчас отъевшая, в импорт вся одетая,
На весы тебя поставить - ты потянешь на все сто.

Знаю, очень трудно было, потому, как ты любила
Без разбора, перекура, много чеков ты брала.
Потому, что ты есть «шкура», хотя, в сущности, и дура,
Но ты всё же потихоньку на «Волжанку» набрала.

И сейчас на самолёте патентованную тётю
Провожают те, что были ей когда-то женихи.
А в Союзе будет новый, и, конечно же, толковый
И откуда ему ведать про афганские грехи?

И он будет знать бедняга, что единственный, как надо,
У неё он был и будет, потому что он любим.
А в неё-то раз и было, а когда, сама забыла,
С тем, который был нахалом и, конечно, нелюдим.

Я любить таких не стану, покупать таких не стану.
Пусть я здесь, в Афганистане, помираю от тоски.
Пусть с собой не совладаю, что руками не сломаю.
Но зато я твёрдо знаю, что почище я таких.

ЧУДАК.

Когда вспоминаю те дни, что летели мгновенно.
Смешной я казался с поломанной трубкой в зубах.
Хотелось солидным казаться, наверно,
В этих красивых и добрых глазах.

Какие туманы, какие рассветы,
Какая уха с мошкарой пополам!
И чай на костре, и губ твоих нежных какие ответы -
За это я снова полжизни отдам.

Но я не грущу, ведь я рядом с тобой:
Мы бросим уют и возьмём рюкзаки,
Пойдём на край света, тряхнём стариной
Хотя мы какие там к чёрту с тобой старики.

Сейчас мы вдвоём живём, душа в душу.
Какой год шепчу, что люблю я тебя.
А ты говоришь: «Прожужжал все мне уши!»
Ну, как я, скажи, проживу не любя!?

ЭХО.

Эхо в лесу -  звонкое эхо,
Мирное эхо счастливых людей.
Вот и сейчас разливается где-то
Разноголоском весёлых детей.
 
Но слышал я здесь другое эхо,
Как от него содрогалась земля.
Эхо, которое слышит планета,
Эхо, которым сжигают поля.

То гулкое эхо войны по планете несётся
И в мирные двери зловеще стучит.
То, разливаясь, горем людским отзовётся,
То, затихая, как память в Хатыни, звучит.

И слышал я эхо от крика детей,
Им за жажду к науке ручонки рубили.
Но, видно, оно не дошло до зверей,
Такие же звери им клетку открыли.

И вот раздаётся в разных концах
И кровожадные уши ласкает.
Надев балахон и факел в руках,
Они это эхо войны опять разжигают.

Неужто не жалко им тех обречённых,
Что пали на поле и ушли навсегда.
И всех тех, в печах живыми сожжённых,
Скорбят по ним вечно колокола...

БАБА КЛАВА.

Что расселась, баба Клава,
У подъезда на скамье?
У тебя такая слава-
Далеко кинозвезде.

Как рентгеновская лампа,
Нижешь всех своим лучом.
В доме шутят: баба Клава
Взглядом бьёт, как кирпичом.

Обо всём ты утром знаешь.
Кто за ночку преуспел,
И по лицам понимаешь,
Кто и вовсе не сумел.

Засекла за полночь Дашку,
Валентин не ночевал.
А с четвёртого Наташку
Новый хахаль провожал.

А как спустятся подруги,
Тут тебе информбюро.
Сразу знают все в округе,
Что и где произошло.

Разместился не на шутку
В доме чёткий часовой.
Закрой глазки на минутку -
Прошмыгнуть позволь домой.

БОЛТУНЫ.

О нас болтают разное,
Что мы с тобой ужасные.
Что я гуляка тот ещё, и ты сама не прочь,
Что  мужу рожки ставила,
Себя любить заставила,
Что от меня как будто ваша дочь.
Мне было с ней прекрасно?
Злословите напрасно.
Пустые ваши речи нипочем.
Сидите, вы сидите,
Судите, вы судите,
Но только я, скажу вам, ни причем.
И разговоры эти не терплю,
Да потому, что я  её люблю.
И рад бы был, чтоб это всё сбылось.
Что ж как сороки, вы заладили.
И сколько б вы не гадили,
Испачкать чистоту вам никому не удалось.

В ДЕРЕВНЕ.

Лучше нет, когда весной
Сады зацветают,
И глядеть, как на цветы
Пчёлы залетают.

Лучше нет, когда в лугах
Зеленеют травы,
Когда песней соловьиной
Все полны дубравы.

Лучше места не найти,
Чем у речки хата,
И когда по вечерам
Там поют девчата.

Лучше нет, когда в жару 
Молоко с кувшина.
И глядеть, как косит сено
Плечистый детина.

Лучше нет, когда петух
Песню запевает,
Когда вечером пастух
Стадо возвращает.

Лучше нет, когда в полях
Зреет хлеб духмяный,
Когда бродишь вечерами
Хлебным духом пьяный.

Лучше нет и не бывает
Ничего на свете,
Когда водят на лугу
Хороводы дети.

ВОРОНА.

Что раскаркалась, ворона?
Дай поспать, ещё чуток.
Словно важная персона,
Ты расселась на шесток.

Никого тебе не жалко —
Ни соседей, ни меня.
Ух, ворона—санитарка,
Разозлился на тебя!

Ведь сегодня воскресенье,
И могу ещё поспать,
Не испытывай терпенье,
Я могу и камнем дать.

Я и так тебя жалею,
Даю корки по утрам.
А в ответ я что имею?
В выходные шум и гам!

Стать вороной не иначе
Я хотел бы на часок.
К тем слетать, кто побогаче,
Вырвать лакомый кусок.

Нищета меня достала,
Эти жалкие гроши.
Ты б, ворона, помолчала,
Помечтать мне дай в тиши!

ЗИМА.

И вдруг незаметно в мой дом завалилась зима.
Всё в доме холодной рукой обвела.
Замёрзли все окна, замёрзли все стены.
Мне кажется, больше не ждать перемены

И нет ни веселья, ни звона, ни песен.
А ныне просторный мой дом оказался мне тесен.
И в доме моём воцарилась тоска.
Январская стужа завыла тогда.

И мечутся в доме озябшие души,
Устав от скандала, заткнув себе уши.
Друг другу кричат: «Это ты виноват!»
Что все виноваты, сознаться о том не хотят.

И вскрылись все вдруг наболевшие старые раны.
Припомнились рядом когда-то стоявшие дамы.
И брошено где-то нелепое слово.
Да что говорить, ведь всё это не ново.

У Бога спросил я: «Что делать-то мне?»
И он мне ответил: «Всё дело в тебе!
Все льды в твоём доме  любовь лишь расплавит одна.
Из дома она незаметно ушла. 

И если друг друга немножечко терпите вы,
Обойдите все острые в доме углы.
И жизнь лишь рассудит, как дальше вам быть,
И, может, сумеете оба друг друга любить...»

ИСПОВЕДЬ ХОЛОСТЯКА.

Я в безумие впадаю,
Отчего и не пойму.
Отчего же я страдаю?
От того, что не люблю?

Не люблю? Ну отчего же?
Может, раньше не любил?
Может так, совсем негоже
На земле я грешной жил?

Жил и жрал, как жрут все звери.
Спал на мягком, на тахте.
Не в пещеру шел, а в двери,
Жил не в тесной конуре.

Оттого я в грусть впадаю,
Что потратил время зря.
Что свою я жизнь сжигаю,
Нененавидя, не любя.

Многих женщин я оставил,
Другие бросили меня,
Так себя и не прославил
Я на поле бытия.

Пил вино, сколько желалось.
До рассвета мог гулять.
А под старость оказалось –
Стал от женщин уставать.

И гонялся за деньгами,
Но и их не накопил.
Шёл широкими вратами,
А не как Христос учил.

Растерял всё из-за лени,
Друзья в гости не зовут
Раньше думал, что я гений.
Оказался старый шут.

НАСЕДКА.

Нарисовать собрался я картину,
Как только появились первые мазки на ней,
И тут же раздаётся, словно выстрел в спину,
Тот вездесущий глас жены моей:

- Ты бездарь, и за чтобы ты не брался,
Всё получается и вкривь, и вкось.
Ты лучше бы каким-то делом занимался,
А эти выдумки свои ты брось!

Так женщина устроена, наверно,
Для неё маленькие дети - вся семья,
Кто сделал первые шаги неверно,
Тот получает окрики "нельзя".

Теперь я знаю, почему такая драма,
Коль сыновья пытаются из дома убежать,
Потому что нежно любящая мама
Пытается и взрослых пеленать.

Я как-то видел, как наседка
Утёнка приняла в цыплячью семью,
И, посчитав за своего ребёнка,
Заботу возложила материнскую свою,

Но ген в утёнке победил,
В природе так - и не должно иначе,
И вырос тот утёнок, и поплыл...
Наседка бегает по берегу, кудахчет...

НОЧЬ.

Вмиг исчезла куда-то ночь,
Зарождается новый день.
Убегает от нас прочь
От ночных фонарей тень.

Промолчали с тобой всю ночь,
Сигарет больше в пачке нет.
Кто нам сможет с тобой помочь,
Кто найдёт нам ответ?

И осталась лишь боль одна
От того, что любовью звалось.
Чья же всё-таки здесь вина,
Нас кому разлучить удалось?

Может, ветреной ты была
И улыбки дарила другим?
Не пойму как же ты так смогла
Провести целый вечер с ним?

Почему всё случилось так:
Может, ревность моя больна,
Может, просто я сам чудак,
Может, это моя вина?

Убегает от нас ночь,
А в висках всё стучит кровь.
И уходит от нас прочь
Не понята нами любовь.

ОДНОКЛАССНИЦЕ.

Зачем стучусь я в запертую дверь?
Там та девчонка больше не живёт.
За дверью той другой ведь человек теперь,
Но сердце почему-то не поймёт.

Все говорят, что не стареют души,
Что старости подвержены тела.
Я их не слушаю, я затыкаю уши.
Как прежде, думаю, она мила...

Но где-то там, внутри себя, я понимаю,
И всё-таки борюсь я сам с собой.
Стареет и душа, я это знаю,
Не сможет больше в омут с головой.

- Живёт другой там человек, ты успокойся. -
Тот умудрённый и расчётливый твердит.
- Когда же ты, в конце концов, собой займёшься?
А сердце почему-то теребит...

И вот сейчас всё чаще замечаю,
Ко мне приходит тягостная грусть
И может так случится, я не знаю.
В себе я наконец-то разберусь.

По-своему дорога начерталась,
Так круто обошлась со мной судьба.
Что тайно я тебя любил, не догадалась,
Но фотографию зачем-то сберегла...

ОЛЯ.

Из рассказа попутчика.

Затерялась где-то деревенька в поле,
Где страдал когда-то по девчонке Оле.
Затерялась где-то под соломой хата,
Где ночами пели стройные девчата.
Оле было двадцать, мне всего пятнадцать,
Что любил «старуху», боялся сознаться.

Возле Оли вились парни удалые,
А особо гармонист – кудри золотые.
Да и Оля часто ему улыбалась,
Но и мне порой украдкой счастье доставалось.
Среди старших пацанами мы тогда шныряли,
Пока мамы нас домой спать не загоняли.

Помню, как хотелось поскорее взрослым быть.
Чтоб гармонь, как у Тимохи, самому купить.
Как же в свадебном наряде Оля хороша,
Только встретились глазами, заныла душа.
Вмиг улыбка сникла на её лице,
Я весь день проплакал дома на крыльце.

Я закончил школу, дальше стал учиться,
Своей бурной жизнью встретила столица.
После свадьбы Оли вмиг другим я стал
И улыбкам женским я не доверял.
А когда в столицу свою мать забрал,
То в деревню лет пятнадцать я не приезжал.

Как-то по работе рядом оказался,
По знакомым улицам в городе промчался.
От тяжелых сумок тётка горбит спину,
Стало её жалко, тормознул машину.
Говорит мне тётка: «Милок, до вокзала!»
Тут же улыбнулась и меня узнала.

Женщине за сорок, красота увяла,
Но от встречи с Олей вновь душа взыграла.
— Как живешь ты, Оля, как там моя хата,
И поют ли вечерами, как тогда, девчата?
— Избы заколочены, в город все умчались.
Две старухи да мы с Дусей в деревне остались.

— Где же гармонист твой, кудри золотые?
— Кудри золотые, да мозги пустые.
Всё сменил на водку. Мать всё убивалась,
Что не та невеста красавцу досталась.
Как свезли на кладбище мы мою свекровь,
Ещё пуще прежнего в нём взыграла кровь:

Пил, сколь было силы, с бабами гулял,
На мороз с детишками меня выгонял.
Красоту былую мою одолел,
И однажды под забором в стужу околел.
Ты мне тут останови, я на  электричке
А там полем напрямик пойду по привычке.

Говорят, начальником ты в столице стал.
А когда в деревне жил, о другом мечтал.
Помню, как глядел тогда жадно на меня.
Я с собой боролась, что люблю дитя.
Всё-таки права была, что не совратила
И в столицу из деревни тебя отпустила.

Из машины вышла Оля и мне улыбнулась,
Тут же к женщинам любовь вмиг ко мне вернулась.
Еду я в деревню Оле предложить
Ко мне перебраться и в столице жить.
Одного боюсь я, что не согласится
И ответит: «Поздно, милый, нам с тобой любиться!»

ПРОСТОФИЛЯ.

Что ж ты, мама, не сказала,
От чего бывают дети?
Мне жена их нарожала,
И теперь проблемы эти.

То сидят и каши просят
Иль дерутся за горшок.
Мебель  вдребезги разносят...
Мне б поспать хотя б часок.

А вчера узнал я новость:
Пятого должна родить.
Победить бы эту робость
И жену свою спросить...

СИВЕРОК.

Опять задул колючий сиверок.
Видать, там, наверху, скомандовали где-то,
И нам на неопределённый срок
Зачем-то отложили лето.

Весны так хочется, а на душе метель,
Бушует своей страстью непогода.
Опять твоя не убрана постель,
И мы с тобой в размолвке на полгода.

СЛУЖЕБНЫЙ РОМАН.

Я прошу вас снова, снова
Подарите мне полслова,
Четверть слова подарите
И всего лишь лю… скажите.

Я догадливый сотрудник
И пойму всё с полуслова,
Потому что я влюблённый,
И на вас молюсь я снова.

Каждый день меняю галстук
И причёску у стилиста.
Говорят у нас в отделе:
Так похож я на артиста.

Называют вас старухой,
А я знаю, что вам тридцать.
Неужели в самом деле
Вы не можете влюбиться.

В кабинете, в вашем кресле,
Я сижу, когда вас нету.
И всё время представляю -
В «Мерседесе» с вами еду.

Вот стою я перед дверью
И листы перебираю.
Бестолковым назовёте,
Я заведомо всё знаю.

Намекните мне хоть бровью
Иль шепните «понимаю».
Чтоб побыть мне с вами рядом,
Я ж нарочно искажаю.

ФОНАРИ.

К циклу «А у нас во дворе».

Слышу голос я звонкий -
Это хохот девчонки.
В тёплый вечер весенний
Ей парнишка вторит.
С ними друг всегда верный,
Фонарь наш вечерний,
Покосился, бедняга, но на службе стоит.
 
Припев:

Продолжайте шутить, продолжайте любить.
Фонари, фонари, не устаньте светить.

Я стою у беседки,
А две сверху соседки
На шумящих девчонок
Всё скрипят да ворчат.
Недовольны, что шумно,
Что прожили так дурно,
Старички в домино в ответ им стучат.

Припев:
Продолжайте вы жить, продолжайте стучать.
Фонари, фонари, не устаньте стоять.

То, что прожил напрасно,
Всё равно всё прекрасно
Я вон ту из ворчащих
Брать в жены мечтал.
Мне б на сорок моложе,
Я б с ребятами тоже
По улицам шумным на крыльях летал.

Припев:
Продолжайте стоять, продолжайте светить.
Фонари, фонари, мне так хочется жить!

Я БУДУ ЖИТЬ.

«Я БУДУ ЖИТЬ!» - увидел как-то надпись на стене.
Тогда смешным всё это показалось мне.
Вокруг тех слов на ней всего полно,
Но это красовалось, как на костюме жирное пятно.

Я как-то не подумал, что кто-то, может быть, страдал,
И вынеся в страданиях своих, он это написал.
Осмыслить смог я лишь тогда,
Как только в дом ко мне пришла беда.

Холодным зимним днем я сильно занемог.
Так вышло потому, что я своё здоровье не берёг.
Боролись вместе с доктором, но были все напрасными мечты,
Сил больше не было, я был у той черты.

И вот однажды доктор не поверил,
Созвал ко мне он лучших докторов,
Осматривали все и подтвердили,
Случилось чудо, я почти здоров.
 
Весёлым из больницы по улице иду.
И вспомнил вдруг на стенке надпись ту.
В кармане у меня случайно карандаш лежал,
Его я вынул и на белой стенке написал:

«Я БУДУ ЖИТЬ!» И этим всё сказал.
Её я победил, хочу, чтоб мир узнал.
Девчонка лет пятнадцати стояла за спиной.
- Как вам не стыдно! - мне сказала и покачала головой...

В ГОРОДСКОМ САДУ.

В память Б.Ш. Окуджаве.

В городском саду музыка играет.
Из репродуктора рвётся хриплый стон.
В нём валторны звуки больше не витают,
Да и флейт не льётся нежный звон.

Вы простите нас, Булат Шалвович, милый,
Мы так быстро разучились петь,
И мычит со сцены певец мнимый,
А гитаре вашей не дают звенеть.

Потому, что звёзды больше не рождаются,
Их на фабриках стали штамповать.
И на сценах всё чаще появляются,
Те, кто сможет больше денег дать.

Ох уж мода! Ох, нововведения!
Каждый встречный стал у нас кумир.
В пустоту, что сиротой осталась после гения,
Стал ломиться весь бездарный мир.

В городском саду музыка играет,
И черёмуха так же вся в цвету.
Только эта музыка больше раздражает,
Но не льётся прямо в кровь мою.

ГРЕШНИЦА.

Под покровом ночи тёмной
Повстречались с ней мы вновь,
И она вся трепетала,
И пылала в ней любовь.

Целовала меня в губы
И ласкала всё меня,
И шептала мне: «Мой милый,
Без остатка вся твоя!»

Что за страсть эти полячки!
И сказал я ей тогда:
"А коль муж про всё узнает,
Жди к тебе придёт беда!"

И рукой махнула Зося:
«Он не сможет разлучить.
Об другом пекусь, у ксёндза
Мне на исповеди быть...

Прошлый раз в костёл ходила,
Целый час меня пытал,
И за то, что полюбила
Он грехи не отпускал.

Отпустил лишь с уговором,
Что не стану я гулять.
А теперь он и подавно
Их не станет отпускать..."

Снова вздохи, поцелуи,
И шептала мне стихи.
И рассвет мы пропустили,
И что пели петухи.

И шептала Зося страстно:
«Милый, выход нахожу,
Может быть, к другому ксёндзу
Я на исповедь схожу...»

ДОМ.

Я десять лет сей строил дом,
Устал, присел, да и задумался потом.
Зачем я строю этот дом,
Коль жить никто не хочет в нём.
 
Спросил у Господа:
— Скажи хоть в чём моя вина?
Я сколько мучался порой, не зная сна.
 
И он ответил: "Стройке цель была одна,
Чтоб  твоя глупость всем была видна!"

НА ПЕРРОНЕ.

На щеках, на ресницах
Тает снега пушинка.
И по ним, как слезинка,
Стекает вода.
Мы стоим на перроне,
До отхода минута,
И в душе почему-то
Разыгралась пурга.

С нами с детства так было -
Ты меня не любила,
Как с подружкой ходила,
Я портфель твой носил.
И о первом влюблённом
Ты делиться спешила,
И совета просила,
Когда тот разлюбил.

«Ну, прощай, мой любимый!»
Не поверил, что слышу.
Я сейчас ненавижу
Стук вагонных колёс.
Ты к нему уезжаешь,
Поцелуй мне остался,
Твой вагон закачался,
И глаза полны слёз!

Нам в любви объясниться
Не хватило минуты,
Машинист почему-то
Не смог нас понять.
Может, робость моя
Виной всему стала,
И ты просто устала,
Не смогла больше ждать.

Совершила ты чудо,
Завизжали вагоны,
Ты бежишь по перрону,
Я навстречу лечу.
А из окон на нас
Смотрят добрые лица,
Проводник матерится,
Я вовсю хохочу!

ОСЕНЬ.
  
Моим одноклассникам посвящаю.

Пусть осень нам звонит в свои колокола,
И к нам октябрь давно стучится в дверь.
Ей скажем: «Осень, как ты не права,
Ты подожди, пускай придёт апрель...»

Ты погоди, мы ж толком не любили.
Мы же судьбой изранены своей.
Всё торопились, и чужую жизнь прожили,
Совсем не позаботившись о ней.

Ты, осень, не суди нас очень строго,
Так преданны привычкам мы своим,
Поэтому, задумавшись немного,
На перекрёстках осени стоим,

Что в прошлом всё, вы никому не верьте,
И лишь одно должны вы твёрдо знать:
Коль если остаётся день до смерти,
Не поздно жизнь по-новому начать!

ОТВЕТ ПОЭТУ.

Меня, поэт, за дерзости прости,
Прошло пусть даже несколько веков.
Советуешь мне рифму не плести,
В ответ тебе скажу: я не готов.

Прости, поэт, что «ты» я говорю.
К чужим мы обращаемся на «вы»...
Тебя, наш гений, я боготворю,
А Богу молимся всегда на «ты».

Ты говоришь: «Что о червонцах я мечтаю,
Так лёжа на боку.» Червонцами не упрекай.
Поэту их не видеть, я давно об этом знаю.
Твоих ведь тоже было долгов хоть отбавляй.

Поэзия - не бизнес, и не нужны богатства.
Пиит - не должность, а состояние души.
И не берут они «на откуп государства»,
Плохи у них стихи иль хороши.

Пусть "чердаки" и пусть "лачужки под землёй" -
Так на Руси поэты все живут.
Им это всё начертано судьбой,
Так низко ценит общество их труд.

«Пылиться будут», «Едва родятся, тут же погибают»?
«Никто не станет вздор читать»?
Твои стихи и то не очень-то читают,
Иль мимолётом, так, от скуки, и не хотят вникать.

Так ты же гений, и то к тебе пренебрежение,
Ну а простому рифмоплёту в небе не летать.
Ему тем более не видеть снисхождение,
Но вопреки всему он продолжает сочинять.

Ты говоришь: «Руссо, Камоэнс и Костров
В нищете безвестно умирали.»
А я добавлю: Мандельштам, Есенин, Гумилёв -
В двадцатом веке многих убивали.

И ни один из них не передумал,
Хоть «К другу стихотворцу» наверняка читал.
И не мечтал он о богатстве перед дулом,
Он ведь поэт, и в это время в облаках летал.

Ни слава, ни журавль в небе, ни в руках синица
Не могут поэта усладить.
Коль рифму не плести, то для души темница,
Не может он спокойным быть!

РАЗГОВОР С ДРУГОМ.

Что ты смотришь, друг мой верный,
В грудь уткнулся головой?
Сожалеешь ты, наверно,
Что хозяин стар, больной?

Был бы молод, как когда-то…
Помнишь, как щенком играл?
Как гоняли мяч ребята —
Ты всегда им помогал.

Загрустил дружочек милый,
Мяч лежит твой на полу.
Что стоишь такой унылый?
Скучно в доме одному?

Ты прости, мой друг мохнатый,
Не умел я, видно, жить.
Одиночеством объятый —
С ним приходится дружить.

И друзья, казалось, были,
А теперь не нужен стал.
За здоровье крепко пили,
Там его и потерял.

Скоро, доктор мой, поправлюсь,
К речке мы с тобой пойдём.
Что, больной тебе не нравлюсь?
Веришь, машешь мне хвостом.

Не находишь себе места?
Поведёт тебя гулять
Одинокая соседка,
Может, в жёны её взять?

Ты привык к ней и я тоже,
Вдруг смогу я полюбить,
Может быть, она поможет
Нам тоску эту убить?..

РОБОСТЬ.

Её я встретил летним днём.
Она сидела на скамье.
И щурясь перед солнечным лучом,
Так нежно улыбнулась мне.

Я улыбнулся ей в ответ,
И показалось мне тогда,
Что ничего прекрасней нет.
А мы знакомы с ней всегда.

Мне так хотелось подойти
И завести с ней разговор.
Но нужных слов не смог найти,
Я продолжал смотреть в упор.

В душе моей всё завертелось,
И муза вдруг меня решила посетить.
Мне почему-то захотелось
Стихи красивые девчонке подарить.

О крепкой дружбе я мечтал,
О пылкой страсти и любви —
Пока я рифмы подбирал,
Меня на повороте обошли.

Какой-то рыжий паренёк
Шёл по алее и свистел.
И то, что сделать я не смог,
Он сделал в миг, и к ней подсел.

Они ушли. Мне муза улыбнулась.
Я к робости своей привык.
И тут девчонка оглянулась
И показала мне язык.

Стоял прекрасный летний день,
Весь парк пронизан был лучом.
А я мечтал дурной, как пень,
Но оказался нипричём.

С тех пор прожил немалые года,
Всё пролетело, словно дым,
Но случай тот я вспоминаю иногда,
Хоть и давно я стал седым.

Теперь я  управлять людьми умею,
Не раз ходил без страха в бой.
Но перед женщиной робею,
И ничего поделать не могу с собой.

РАССВЕТ.

Рассвет, я жду тебя желанный!
Бессонной ночи исчезает тень.
И вот ко мне в окошко долгожданный
Так робко и застенчиво стучится день.

И бой часов томительный уходит,
Однообразьем провожая ночь.
И много новых звуков день приносит,
Ночная тишина уходит прочь.

Уже проснулась за окном беседка,
Кряхтя и кашляя, к ней потянулись старички.
За стенкой отбивные бьёт соседка,
И на роботу заспешили каблучки.

Ушли потоки мысли той безбрежной,
И ночь, которая боролась всё со мной,
И страх кончины неизбежной
Уходит вместе с темнотой.

И с первым солнечным лучом всё загудело,
И словно улей, просыпается наш дом.
Запели краны, в трубах зашумело,
И через час всё снова затихает в нём.

Все разлетелись, словно пчёлы в трудовой заботе,
Чтоб соты дома наполнил живительный нектар.
И завертелись на своей работе,
А есть и трутни, с утра спешат в пивбар.

Закат всегда к чему-то нас готовит,
Но не стареем ночью мы, а продолжаем всё коптеть.
И только лишь с рассветом наша жизнь уходит,
На день нас заставляет постареть.

Но пусть и так. Тебя, рассвет, люблю!
За то, что ночь бессонную ты гонишь,
За то, что я не тлею, а горю,
За то, что мысли свежие приносишь...

Я НЕ ЛЮБЛЮ ГРОЗУ.

Я не люблю грозу ни летом, ни весной,
В конце или в начале может быть.
И что бы вы ни делали со мной,
Её я не сумею полюбить.

Я не люблю жестокий ветер.
Деревья сломаны, валяются зелёные плоды.
Ты как бы не старался целый вечер,
К утру напрасными становятся труды.

Гляжу я с болью на пылающие хаты,
Как в страхе люди спасают жизнь свою.
Я не люблю, когда бегут солдаты,
И канонады тоже не люблю.

Я не люблю бушующие бури —
Страна лежит, как выжатый лимон.
И к власти рвутся те, у кого больше дури,
И беспризорных целый миллион.

Мне ветер перемены претит,
Всегда грозой он может обернуться,
Чуть проглядел — всё кувырком летит,
И даже не успеешь оглянуться.

Всегда любуюсь я грибным дождём,
Как после зеленеют травы на лугу.
Трудиться я люблю погожим днём
И провожать закат на сонном берегу.

Люблю покой, в заботах все и в созидании,
И ненавижу орущую толпу.
Люблю то время, если собирают камни,
Когда бросают, видеть не могу.

ИВАН.

Поэма.

Глава 1.

Вот мой герой, зовут Иваном,
С семьи крестьянской родом он.
Был одержим и честным малым,
И в службу преданно влюблен.
Судьба  ему благоволила,
Хоть и в учёбе средним был
В училище определила,
Ему погоны  нацепив.
Став офицером, он носился
По военным городкам.
В лачужках тесных он ютился,
Был рад ближайшим кишлакам.
Но все ж судьба его холила,
И за прилежность в тридцать лет
Ему майора подарила,
Счастливый выдала билет.
И вот осеннею порою,
Когда уходит летний зной,
Гонимый снова ж той судьбою,
На запад едет мой герой.
Какие были ощущенья,
В душе стоял какой-то звон.
Всё мучили его сомненья:
О, неужели это он?!
Простой мужик, совсем без блата,
В Германии будет служить.
Ребята служат там с Арбата,
Другим не велено там жить.
Нам кишлаки, пески, болота.
Им, коньяки и города.
Им все штабы, а нам пехота,
Во фляге ржавая вода.
Мне тридцать лет, так думал он,
Мой жребий как меня кидал!
Я одинок, но был влюблён,
Супруги верной, Бог не дал.
Он вспомнил новогодний бал,
Ещё курсантом тогда был.
Как он девчонку повстречал,
И её сразу полюбил.
То были юные года.
Увидел девушку он вдруг.
Как хороша была она,
Красивей всех своих подруг.
Он подошёл к ней: — Извините,
Вас ангажировать хочу.
— Как в старину вы говорите.
К её притронулся плечу.
А дальше всё как в сказке было,
В висках пульсировала кровь,
Всего насквозь его пронзило,
Амур стрелой принёс любовь.
Их тут же вихрем закружило,
Она, как лебедь, поплыла.
Ей всё казалось, это было,
Знакома с ним давно была.
Рукой держал он девы стан,
Узнал, что звать её Татьяна.
— Жаль, не Евгений я, Иван, -
Сказал он ей как будто пьяный.
— Ну что ж поделать, проза жизни,
Подходит имя молодцу,
Не всем же быть героем книжным,
Оно вам к форме и к лицу.
Да и к тому же в сказках наших
Всё главным тот же Ваня был.
— Тут нестыковка в мыслях ваших,
Он там всё время дурнем слыл.
— Ах, Ваня в сказке той  мудреной,
Он притворяется глупцом.
Из кипятка, воды студеной,
Вдруг появлялся молодцом.
— А я  отвечу просто, Таня.
Его я вовсе не люблю.
Не модно нынче имя Ваня.
Сказать вам честно, не терплю.
— Не современно? И всего?
Ну что с того, что не по моде.
Тот, кто крестил водой, носил его,
Подарок божий, в переводе.
Иван не знал про то, как было,
Думал, что его Татьяна не любила.
Он ехал с мыслями в купе один
В вагоне поезда Москва- Берлин.

Глава 2.

А было так: пришла весна.
О, это чудная пора!
Когда каштаны зацвели,
Когда сводили всех с ума,
В садах вишнёвых соловьи...
Была вечерняя пора,
Иван и Таня вместе шли аллеей парка.
Там у реки играли в игры детвора.
И было жарко.
В весеннем платьице она,
А ветерок хотел её раздеть.
О Боже, как она мила!
В его руке её рука,
Ему хотелось в облака,
Лететь, лететь и всё любить,
А под ногами лепестки, 
Сирени брошенной цветки,
И нежный, нежный аромат.
То издавал фруктовый сад.
Ещё прошли они вперёд,
А там стоял, как липкий мёд,
Черёмухи душистой запах.
Проснувшись от зимы,
Трава зазеленела,
А по краям из одуванчиков
Кайма желтела.
На клумбе из тюльпанов
Красный круг,
Мохнатый шмель
С цветка сорвался вдруг.
И загудел, как бомбовоз,
К себе домой нектар унёс.
В ушах стоял весенний звон,
Всё время доносился он
От детворы, игравшей в прятки.
От полиглота, от скворца,
Что повторял
Все птичьи голоса.
А от церквушки вдалеке,
Что разместилась на холме,
Раздался звон.
Густым ударом колокольным,
Всё в один миг заполнил он.
Ну а за ним раздался вдруг
Тончайший колокольный звук.
И всё смешалось, всё слилось,
Кому хоть раз бы довелось
Услышать этот перезвон,
То, вероятно, не забудет он
Руси вечерние напевы.
Всё оборвалось в один миг,
И звон, и птичьи голоса,
Заката луч скользнул и сник,
И потемнели небеса.
И всё затихло, наконец.
И только утки на реке
Вдруг прокричали вдалеке,
Как будто известили дню венец.
Река покойна, величава,
Несла себя.
Она как будто бы устала
От утомительного дня.
Огромный камень-господин,
Мешал ей только лишь один.
Вокруг него вода бурлила,
Она как будто норовила
Его столкнуть.
С коры кораблик плыл рекой.
Он, видно, детскою рукой
Был в путешествие отправлен.
А там, у самой у  воды,
Песочный замок был оставлен.
— Смотри-ка, Ваня, мы вдвоём
На том кораблике плывём.
И пусть в далёкие края
Судьба несёт с тобой меня.
Но вдруг кораблик повернулся,
И с камнем тем в воде столкнулся.
Бумажный парус наклонился,
Черпнув воды, он погрузился.
— Судьба нам, Ваня, заказала.
С тобою, милый, мне не быть.
Лишь на него я загадала,
Не смог и метра он проплыть.
Но обогнув водоворот,
Перевернулся он, и вот
Бумажный парус забелел.
— Смотри-ка, Таня, одолел
Он все подводные теченья,
И вот теперь без затрудненья
Меня с тобою унесёт.
И вдруг всё в вихре закружилось,
Зашелестела вся листва.
Река вся вздыбилась, взъершилась,
И закипела в ней вода.
На потемневшем небосводе,
Сверкнула яркая гроза.
Прохожим осветила лица
И ослепила им глаза.
Весенний гром. О, упоенье!
И сколько сил хранится в нём,
Души и тела наслажденье,
Я твоей мощью покорён.
Стих ветер, и дождинки
Защекотали на лице.
И с нарастающею силой
Запрыгали и на вроде.
Там появились пузырьки,
А на аллее ручейки,
Одолевая сушь земную,
Объединялись вдалеке.
Толпою ринулись к реке.
И замутилась, потемнела,
Как будто вовсе не хотела
Река непрошенных гостей.
Иван и Таня побежали
К скамейкам, что недалеко
Под двумя клёнами стояли.
Они под ветками своими,
Влюблённых часто укрывали.
А там была влюблённых пара,
Под ветками скрывалась от дождя.
То были наших беглецов друзья.
Там был Ивана друг Вадим,
Не то, чтоб близкий друг,
А так, из тех товарищей один,
С кем проводил он свой досуг.
— Знакомься, Таня, Вадик, друг.
— Я догадалась, вы Иван,
О вас мне Таня рассказала, —
Вадима спутница вмешалась вдруг,
И тут во всю захохотала.
— Ну, Света я не представляла,
Что ты такая вот болтушка,
Тебе б я ничего не рассказала,
Моя прекрасная подружка.
— Не надо ссориться, прошу вас,
Всё ведь не плохо получилось, —
Сказал Вадим, не отводя от Тани глаз.
Как быть должно, так и свершилось.
Дождь кончился, они потом гуляли.
К отбою еле лишь успели.
Вместе с девчонками к училищу бежали,
С окна на улицу глядели.
Девчонки всё не уходили.
Вадим шепнул: - Давай вдвоём
Мы в канцелярию войдём.
Все улеглись, они вскочили,
Открыв окно, с девчонками заговорили.
Услышав разговор столь шумный,
Вышел на улицу дежурный.
Глядит, на третьем этаже,
Две головы торчат в окне.
Воздействовала принятая мера,
Девчонки сразу убежали,
Только завидев офицера.
Ребята спрыгнули с окна,
Под одеяло - и притихли,
Как офицер пришёл туда.
Ну а наутро старшина
Надолго выстроил всю роту.
Ну и давай пытать пехоту.
— Кто торчал в окне? — я жду ответ.
И почему, ядрена вошь,
В подразделении порядка нет?
И если только, вашу мать,
Вы не изволите сказать,
Тогда в другое воскресенье,
Не видеть роте увольненье.
Иван шепнул: — Надо б сознаться,
Зачем за нас ребятам отдуваться?
— Не торопись, — сказал Вадим, -
Если ты хочешь, говори, что был один.
У Светы будет день рожденья,
Я приглашён, мне надо позарез
Быть в увольнении в воскресенье.
А старшина всё повторял:
— Кто ночью в канцелярию забрался,
Открыл окно и там болтал?
Иван шагнул вперёд и тут же сдался.
— А кто второй?
Ты ж не один туда забрался?
— Да, был один,
Было темно, дежурный обознался.
Ну что ж, браток, тебя уважу,
За пару месяцев гулять тебя отважу.
Народ по выходным будет гулять,
Ты окна будешь драить,
В наряде будешь ты стоять.
Иван всё мучался, как Тане передать,
Ведь в парке в это воскресенье
Она же будет его ждать.
И тут мелькнула мысль одна:
— Да разрешима ведь беда.
Вадим же в это воскресенье
К Свете идет на день рожденья.
Я Тане напишу письмо,
Ему ведь будет все равно.
Он по пути к ней занесёт,
Она к училищу придет.
Мы в зале для приезжих посидим
Часок, другой,
Ну а потом она пойдёт домой.
А я займусь оконной мойкой.
Надраю их я до бела,
Чтоб не придрался старшина.
И в выходной, как он решил,
Письмо он Тане написал.
В конверт он то письмо вложил,
Его с Вадимом передал.
И наказал, что у фонтана,
У входа в парк, в двенадцать дня.
- Меня там будет ждать Татьяна.
Ей скажешь, что в наряде я.
Письмо, как только прочитает,
Что надо делать, она знает.
Ну а Светлане передай,
Что с днём рождения поздравляю.
Любви и счастья ей желаю!
Вадим помчался, он решил
Вначале рынок посетить,
Он там букет цветов купил
И тётку не забыл он навестить.
Ну а к Татьяне не пошёл,
На то он время не нашёл.
Потом поехал он к Светлане.
О! Сколь тщеславия было в нём!
Когда зашёл с букетом в дом,
В Светланин дом гостей набилось,
То были школьные друзья.
Вадим был гордый за себя.
Ему казалось, все влюбились
В него девчонки, как одна.
Мальчишки были все моложе,
Ему завидовали тоже.
Всем им казалось он теперь
Уже почти что офицер.
В компании он центром был.
Он так себя сейчас любил.
И создавалось впечатление,
Что не Светлане, а ему
Сегодня был день рождения.
Все танцевали, шум стоял,
Компания вся веселилась.
Вдруг неожиданно для всех
С букетом Таня появилась.
— А, генеральша, заходи!
Танюша, где ты пропадала?
Уж сколько времени, ты погляди.
— У входа в парк Ивана ожидала.
Наверно, что-то там стряслось,
Если ему прийти не довелось.
Вдруг вспомнил про письмо Вадим.
Отдать сейчас письмо нет мочи,
И он сказал так, между прочим:
«Об этом мы потом поговорим!»
Вадим так робко, неумело
С Татьяной всё хотел заговорить.
А поборов себя, он смело
Решил на танец пригласить.
— Ну что случилось там с Иваном?
— Послушай, Таня, очень рано
Об этом здесь нам говорить.
Мысль о конверте продолжала
Всё время в голове сверлить.
—  А отчего тебя все тут
Вдруг генеральшею зовут?
— Да то Светлана шутки ради,
Мой дядя генерал в генштабе.
Родители мои погибли, уж как год.
А дядя, папин брат
В Москву меня зовет,
Я не могу никак решиться
Уехать мне туда учиться.
С бабулей жалко расставаться,
Ну и к тому же, как представлю,
Не буду с Ваней я встречаться...
У дяди нет своих детей,
Его супруга тётя Нина
Меня почти удочерила.
Я как приеду  в гости к ней,
Считает дочкою своей.
— А что Иван тебе сказал,
Когда об этом он узнал?
— Он  пожалел меня тогда,
Сказал, что тоже сирота.
Вадим был просто не в себе.
И думал он: — Ну, Иван, вот так «село»,
Смотри, как крупно повезло!
С такой женою ждёт успех везде,
Открыты двери все тебе.
А что Светлана — это дура,
Есть только рожа да фигура.
Отец рабочий, брат юнец,
Мать в гастрономе продавец.
А тут готовая карьера
Для будущего офицера.
Тут удалось ему смекнуть,
Как бы так дельце провернуть,
Как незаметно, между прочим,
Ему Ивана опорочить.
В её глазах оговорить,
К себе её расположить.
С Татьяны глаз он не сводил,
И с ней одной лишь танцевал,
Её вниманьем окружил,
И все ей ручку целовал.
Светлану это раздражало,
В другую комнату позвала
Валеру, верного ей друга.
— Валера, я тебе подруга?
И ты мне нужен.
Я знаю, ты давно
Ко мне неравнодушен.
И глаз с меня ты не сводил.
И тайно ты меня любил.
Так знай, скажу тебе и я:
Лишь одного люблю тебя.
Давай, Валерочка, вдвоём
Сейчас куда-нибудь уйдём.
— Пойдём ко мне, — сказал Валера, -
Моих родителей нет дома,
До вечера они уехали к знакомым.
О том, что двое вдруг пропали,
Ребята вид не подавали.
В начале скромно все молчали,
Потом заговорили громко.
И тут вдруг высказался Ромка:
—  Ребята, вам не всё равно,
У них любовь была давно.
И тут же было решено,
Всем надо разойтись давно.
Все посмотрели на Вадима
И в мыслях стали представлять,
Как побежит её искать.
Вадим, конечно, не искал,
Домой он Таню провожал.
И молвил он: «Танюша,
Милая, послушай,
Не знаю, как тебе сказать,
Иван велел мне передать,
С тобой не хочет он встречаться.
И больше он не может врать.
Не знаю, из того ли места,
Откуда родом он,
К нему приехала невеста,
И он давно в неё влюблен.
И на сносях, кажись, она.
Примчалась вся её родня.
Им удалось своим приездом,
Ивана крепко напугать.
Они об отпуске хлопочут,
А он сейчас, конечно, хочет,
В загс заявление подать.»
И вмиг Татьяна изменилась,
И не узнать было лица,
А по щеке её катилась
Большая, как горох, слеза.
Ну а Вадим всё говорил,
За «непорядочного» друга
Он всё прощение просил.
— О, Таня, а твоя подруга
Не хорошо как поступила,
Меня и своего друга
На день рождения пригласила.
Выходит, мы вдвоём с тобой
Объединенные судьбой.
Тебе хочу я другом быть.
Друзей нет больше никого.
Ты разреши к тебе ходить,
Чтобы забыться и побыть
Мне возле друга своего.
— Что ж, приходи, мне всё равно.
Теперь уж точно решено,
В Москву уеду я учиться.
— Зачем, Танюша, торопиться,
Закончу летом я учёбу,
У тебя, наверно, будут вещи,
Поедем мы с тобою вместе.
Заеду к тётке я в Москву,
Да и тебе немного помогу.
И вот уж день стал уходить,
Иван на окнах всё торчал.
Чтоб невзначай её не пропустить,
Прохожих всё глазами провожал.
А Таня всё не шла.
Пришла вечерняя заря.
Ивана мучала тоска.
И понял — ожидал он зря.
У остановки, там вдали,
Зажглись ночные фонари.
— Теперь уж всё, не стоит ждать.
А, может, всё он перепутал,
И не сумел ей передать.
Теперь надежда лишь одна:
Сидеть и ждать Вадима у окна.
Пришел Вадим, Иван к нему.
— Что там случилось, почему,
Ко мне Татьяна не пришла?
— Она конверт твой не взяла,
Я два часа её прождал,
На день рождения опоздал.
О, как обиделась Светлана!
А там была твоя Татьяна
С каким-то видным пареньком.
Обо всём узнал я лишь потом.
Что из Москвы приехал он,
И что в Татьяну он влюблен.
И мне сказали, что она
В него, как будто, влюблена.
Не стану врать,
Но, говорят, приехал он,
Что бы её в Москву забрать.
Я намекнул ей, мол, конверт,
Она в ответ сказала: нет.
Вот, друг, и все твои дела.
У Ивана закружилась голова.
На ней повис как будто камень,
Он обхватил её руками.
На миг сознанье потерял,
Присел на стул и зарыдал.
О, человеческая подлость,
Как ты хитра и как коварна.
Скольких влюбленных разлучила,
И сколько душ ты погубила.
Но с честностью схватившись снова,
Её не можешь побеждать.
Ты вынуждена убежать
И подлеца искать другого.

Глава 3.

Итак, Иван сидел в купе,
Под стук колёс ему дремалось.
Мелькали нивы за окном,
Кое-где они остались
Ещё с неубранным зерном.
Во все цвета был лес одет.
Берёзы светло-желтый цвет,
А клён был красный, дуб зелёный,
Весь лес стоял заворожённый.
Лежали сонные луга,
По ним разбросаны стога,
И в ожидании томились
На переездах трактора.
И деревень убогий вид,
И чёрная, как смоль, лежит,
Уже запахана, земля.
А впереди была граница.
Иван заснул, и ему снится
Какой-то город зимним днём.
И он с Татьяною вдвоём
По ровной улице идёт.
На ней хотя б единая душа.
Вокруг метелица метёт.
Татьяна так же хороша,
Но только вот её коса
Покрылась белой сединой.
Спросил он: «Таня, что с тобой?»
Она сказала: «Ничего,
Меня метелью занесло...»
И вдруг поднялся ураган,
И всё исчезло в один миг,
И занесло Татьяны стан,
А вдалеке раздался крик.
Иван проснулся.
Пограничник то кричал,
— Всем подготовить паспорта! —
Он извещал.
Ушедших снов о впечатление!
Какое может быть сомнение,
В том, что вы есть,
И, что ты весь
Настроен ими на дела,
Которые влекут тебя
В мир, неизведанный доселе,
Где бури и метут метели,
Где сказочные города.
В Берлин он прибыл слишком рано,
Иван не знал, как ему быть.
И он решил, что ему надо
У коменданта всё спросить.
Всё на немецком языке.
Где комендант этот сидит?
И он увидел: вдалеке
Какой-то офицер стоит.
Он подошёл, сказал: — Простите,
У вас спросить вы разрешите...
А офицер ему в ответ:
- Иван, Рубцов, сомненья нет!
Ты что, меня не узнаёшь?
О, сколько лет, и сколько зим!
Иван узнал, то был Вадим.
— Немудрено и обознаться, —
Сказал Иван, стал обниматься.
— Теперь поближе разглядел,
Стать подполковником успел.
— Да ты Иван не все смотрел,
Я полысел и потолстел.
— Так вот, хотел тебя спросить,
Как коменданта мне найти?
Сюда приехал я служить.
Может, нам будет по пути?
Ну что ж, я, может, помогу,
На предписанье дай взгляну.
- О, эту часть я знаю, Ваня.
В том городке она стоит, где я служу.
Как другу я тебе скажу,
Но только под большим секретом,
Там командир у них с приветом,
Но классная, скажу, есть баня.
Ты угадал, нам по пути.
Ты здесь немного подожди,
Шефа с женой на поезд посажу.
Потом похлопал по плечу:
- Бабёнка шефа с гонорком, не выношу.
Ты посиди, я полечу.
Иван присел и задремал,
Проснулся - перед ним Вадим стоял.
— Ну что, заснул браток Иван?
Бери свой толстый чемодан.
— Ох, утомительна граница,
Всю ночь контроль, а утром спится.
— А я отправил шефа в отпуск,
И за него сейчас остался.
Пойдём, водитель нас заждался.
УАЗ по улицам промчался,
Потом, пройдя по виадуку,
На автостраде оказался.
Какая была красота,
Дорог немецких широта.
После песка да кишлаков,
Да кучки глиняных домов
От громады тех дорог
Прийти в себя Иван не мог.
Он лишь сказал: «Вот это да!»
— О, Ваня, это ерунда.
Какое пиво они пьют.
В гаштетах чистота, уют.
У нас в пивбарах только мат,
Плевки, да рожи пьяные сидят.
Вот тут бы, Ваня, приземлиться,
Жаль, не дано нам здесь родиться.
— О, нет, Вадим, я возражаю.
Живут как немцы, я не знаю.
У нас ведь русская душа,
Ей красота нужна другая.
А как природа хороша,
Она как будто неземная.
Озёра, дивные луга,
И города совсем другие,
Блестят церквушек купола,
И в них звонят колокола,
И люди добрые такие.
Присущ нам азиатский колорит.
Шум, запах дынь, и пряностей различных
На рынках городских стоит.
— Не говори ты это мне,
Мы родились не в той стране.
Смотри, мы как в хлеву живём.
Мы гадим, где едим и пьём.
— Что, «мы», ты говоришь, согласен я
То, что случилось это с нами,
Включая и себя,
Во всём мы виноваты сами.
Природа всем нас одарила,
И водами морей безбрежных
Нас окружила.
И много ископаемых полезных,
Она дала.
Да только вот беда,
Что этим нас и развратила,
И почему-то нас умом не наградила.
А лучше б было всё наоборот.
— Ну, вот,
Ты согласился, наконец, со мной.
Ты лучше расскажи мне, дорогой,
Куда пропал и где ж ты жил?
— А что сказать, в ТуркВо служил...
— А что ж жены нету с тобой?
— Вадим, я парень холостой.
— Ты что, развёлся?
— Нет, Вадим, пока женой не обзавелся.
Жениться служба не дала.
А как твои, Вадим, дела?
— Все время в крупных городах.
И, в основном, служил в штабах.
Затем в столицу перебрался
И в академию прорвался.
После учёбы - в ЗГВ,
Служу и здесь при главном штабе.
— Ты на полковничьей уже?
— Нет, Ваня, всё ещё в программе.
Немножко мне не повезло,
На должность я полковничью собрался,
Как вдруг моё тягло,
С генштаба генерал,
Что мне немного помогал,
На пенсию засобирался.
И вот представь себе, теперь
Передо мной закрылась дверь.
— А есть ли дети у тебя?
— Зачем, живём мы для себя.
Они лишь раздражают нас,
Ведь мы живём всего лишь раз.
— А как же будущие поколенья?
— Ты безнадёжно устарел,
Сейчас совсем другое время.
Кто любит с детками возиться,
Мы им своё оставим семя.
И тут Вадим расхохотался...
— Так быстро ты до подполковника добрался.
Я в срок все получал,
И лишь майором оказался.
— Досрочно капитана получал.
— Наверно, воевал
Иль перед Родиной имел заслуги?
— Дядя генерал у моей подруги.
Иван сидел и размышлял:
Сосков, какой ты циник стал!
А, может, он и был таков?
Сейчас мы просто старше стали,
Ну а тогда не замечали
Нас окружавших пацанов.
— Ты что затих, Иван Рубцов?
В полку, где будешь ты служить,
О, даже очень можно жить.
Валюту платят, есть девицы.
И жизнь не хуже, чем в столице.
Чинов здесь повидаешь разных,
Увидишь звёзд ты всех эстрадных.
Валюту заработать норовят,
Все звёзды в гости к нам летят.
Вот только в штабе говорят,
В Союз полк вывести хотят.
Так вот,
Чтоб знал ты наперёд,
До вывода остался год.
Хватай, Иван, и не робей,
А то останешься ни с чем,
Как тот без перьев воробей.
УАЗ сигналит у ворот,
К ним неспеша солдат идет.
Что-то водителя спросил,
Открыл ворота и впустил.
— Вот и приехали домой,
Я, Ваня, не пойду с тобой.
Под красной черепицей дом,
Там штаб полка найдёшь ты в нём.

Глава 4.

Ивана встретили, как дома,
Пусть было всё и незнакомо,
Но так понравилось ему.
С жильём проблемы нет,
Квартиру дали одному.
И командир на удивленье оказался
В меру строг и справедлив.
И думал он, зачем Вадим
О нём так дурно отзывался.
Как- то в столовой был он на обеде,
С ним рядом в дружеской беседе
Обед два офицера проводили,
И невзначай его спросили:
— А вы в полку совсем недавно?
— Только неделю лишь всего.
— А мы в этом полку давно.
Откуда прибыли вы к нам?
— С ТуркВо, большая разница, скажу я вам.
— Ну как вам полк, какие ощущенья?
— О, не ТуркВо, какие могут быть сомненья?
Здесь дисциплина, быт, и служба,
И между офицерами есть дружба.
— Порядок, быт и дисциплина
Не так давно,
С приходом нынешнего командира.
А раньше было тут говно,
Когда был прежний командир,
В полку лишь был развал один.
Пригрел он тут дружков.
Один из них Вадим Сосков,
Сюда с проверкой приезжал,
В штаб рапорта хвалебные писал.
Они такое вытворяли тут,
Телефонисток наберут,
И с ними развлекались в бане.
А утром с бодуна построит нас,
И каждый раз
Перед полком орал:
- В своём роду я буду пятый генерал!
— Ну как, им стал?
— Да нет, пока не стал,
Послали дальше на развал.
Пошёл дивизию валить.
А впрочем скоро, может быть,
Здесь подполковник был один,
Звали его Вениамин.
С Сосковым вместе обучался,
Хотя комбатом был,
Он их нисколько не боялся.
И как-то раз он умудрился
Ему при всех сказать,
«Сосок», ты глубоко зарылся,
Погоны б с тебя снять,
Под зад пинков бы надавать!
Тот как оплеванный стоял,
Так ничего и не сказал.
Сосков на этот метил полк,
Но что-то, где-то он не смог.
О, если б командиром сал,
Он этот полк бы доканал.
Как командир пришёл другой,
Друзья уж больше ни ногой.
Он приказал всех в шею гнать,
Кто в полк приедет погулять.
— Вениамин случайно не Петров?
— Да, был когда-то здесь таков.
— Ну и куда же делся Веня?
—В Союз уехал по замене.
Когда Вениамина проводили,
О, как они на радостях кутили.
А как они его боялись.
Не передать вам, это жуть.
Они, конечно же, пытались,
Его куда-нибудь спихнуть.
И особиста подключили,
Наверх доносы всё строчили,
Мол, здесь ему не место быть,
И ненадёжен он,
И с немцами пытается дружить.
К нему с проверкой приезжали,
Его всё время заставляли
Бумаги длинные писать.
И не найдя,
Ни с чем им приходилось уезжать.
Всё было вотще,
Как бы не старались.
Спихнуть не получалось вообще
Поэтому они его боялись.
Как честный человек,
То подлецам помеха.
Они боятся его больше, чем огня.
Пусть честный в жизни может не иметь успеха,
Зато он уважать будет себя.

Глава 5.

Была суббота, зимняя пора.
Татьяна всё страдала от тоски.
По выходным так было ей всегда,
От скуки начала вязать носки.
Татьяна выходные не любила,
Их было не за что любить.
Всегда в тоске их проводила,
Одной ей приходилось быть.
Вадим из дома исчезал,
То говорил ей, на работе,
То с шефом на рыбалке или на охоте.
Всегда куда-то пропадал.
Вдруг зазвонил дверной звонок
И, отложив своё вязанье, Татьяна,
Повернув замок,
Открыла дверь, а перед ней Оксана,
Соседка сверху.
— Ты на Леонтьева пойдёшь?
С утра с дружками муж поддал.
Уж больно что-то нехорош.
Стал задираться, учинил скандал.
— Чтоб только скуку заглушить,
То не мешало бы сходить.
Прошу минутку подождать,
Я деньги принесу,
Чтоб за билет тебе отдать.
— Хочу тебя спросить, Татьяна,
 Лицо ты моешь туалетною водой?
— Обычною  водой, из крана.
— Не ври, скажи, как сделать кожу молодой.
— Соседка, тайн больших здесь нет,
Лень старит женщин, вот секрет.
Сегодня спишь ты допоздна,
А завтра ходишь ты в халате рваном.
Глядишь, ему ты больше не мила,
Всё по крупицам соберётся,
И он приходит домой пьяным,
Иль ещё хуже, подерётся.
И тут ворвалась в дом беда.
Вот мы и старимся тогда.
Тебе хочу сказать, Оксана,
Хотя б немного ты следила за собой,
Тогда не шёл бы от дружков он пьяным,
А торопился бы домой.
Ты посмотри, как он живет.
На службу не позавтракав, идет.
А ты все нежишься в постели.
Твои проблемы все от лени.
Соседка вся покрылось краснотой.
От злости закипела кровь.
- Ну и что, ухожен и обласкан твой,
А все равно на стороне любовь.
Ты думаешь, куда он ходит?
Спроси мою подружку, Зина знает.
С одной красоткой шашни водит,
Её все время Зина на дежурстве подменяет.
А если хочешь всё ты знать,
В постели сейчас нежатся они,
Телефонистка, Валей звать.
Вот тебе номер, позвони.
Ушла соседка, а Татьяна
По комнатам бесцельно всё ходила,
И думала: - Нет, не любила,
Она Вадима, да и он
Пожалуй, тоже не влюблён.
И телефон она взяла,
Записанный Оксаной номер набрала.
Ответил голос ей мужской.
Его узнала, и тут же изменила свой.
Немного с хрипотой
Она сказала: - Ой, простите,
Вы к телефону Валю позовите.
— А Валя в ванной, подождите.
Потом раздался женский голос,
И к телефону, слышно, он идет.
— Вадим, мне вытри полотенцем волос,
Ты видишь, как с него течет.
Татьяна трубку положила,
Всё это ей противно было.
У Татьяны всё в груди заныло,
И всё, что раньше с нею было,
И что случилось с ней сейчас,
Все завертелось, закружилось,
И всё смешалось в один раз.
— Ну что ж, после таких известий
Нам лучше и не оставаться вместе.
Взглянула на билет, начало на двенадцать дня.
Быстро себя в порядок привела.
Потом по улице пошла,
И только там немного отошла.
Морозец с лёгким ветерком
Лицо ей обжигал.
Поймала мысль свою потом:
Вадим ей безразличен стал.
В фойе полно было людей.
Она сняла пальто.
И вдруг в толпе увидела лицо,
Как будто его знает, показалось ей.
Она приблизилась, шепнула: «Ты ли, Ваня,
Случайно я не обозналась?»
Он улыбнулся и сказал: «Да, Таня.
Ты как здесь оказалась?»
— Муж в штабе служит, поэтому здесь я.
А как, Ванюша, жизнь твоя?
И как здоровье у твоей жены?
— Жена в проекте. Не нашёл такой, как ты.
— К тебе ж в училище невеста приезжала.
— Ты, что-то мне не то сказала.
Ведь как давно всё это было,
И ты, быть может, позабыла.
А я ведь помню каждый час,
Когда дежурный офицер застукал нас.
Я на себя тогда всё взял,
Нас старшина тогда прижал,
И я лишён был увольненья.
Вадим пошёл на день рожденья,
С ним передал тебе письмо.
Он мне тогда вернул его.
Сказал, ты меня видеть не желаешь
И что в Москву ты с парнем уезжаешь.
— Ты прав, быть может, так и было,
И я, наверно, подзабыла.
Потом немного помолчала,
И громко вдруг сказала:
— Не думала, что он такой мерзавец,
— Не понял, Таня, ты о ком?
- Да есть тут у меня один красавец.
Когда-то я троянского коня пустила в дом.
— Ты познакомишь меня с мужем?
— Зачем знакомить, ты давно с ним дружен.
Твоего друга Соскова я жена.
Теперь я понял, ты права.
Потом местами с кем-то поменялся,
Он на концерте с ней сидел.
Ею он все время любовался,
На милое лицо всё с упоением глядел.
Он провожал её домой
И у подъезда, сам не свой,
Стоял и думал:
"Как хочется, зайти к ней в дом..."
Да и она всё время думала о нём,
К себе его хотелось пригласить,
Его обнять, с ним рядом быть.
Подумала: "Он первый должен предложить."
Она глядела на него и всё ждала.
А он сказал: "Пора мне уходить."
Подумала: «Обиделся, что я поверила тогда...»

Глава 6.

И день, и ночь промчались, как мгновенье.
Она была под впечатленьем
От встречи с ним.
И не заметила, как в дом зашёл Вадим.
— Ну, надоела эта служба,
Как выходные - так пахать,
Другим так отдыхать,
Меня ж всегда мой шеф по дружбе
Части посылает проверять.
— Наверно, завтракать ты хочешь?
— Нет, не хочу, в полку, в столовой ел.
—Тогда, наверно, слушать будешь.
Ты б на минуту рядом сел.
Вадим, я встретила Ивана!
— Ох, милая Татьяна,
А я сказать тебе забыл,
Его с Берлина я недавно подвозил!
- Вадим не надо, я с ним говорила
И твой обман я весь раскрыла.
Ещё я знаю, где ты был.
Ты знаешь, кто тебе вчера звонил,
Когда ты Валю полотенцем вытирал,
И к телефону пригласил?
Вадим молчал.
Он весь перекосился.
Вдруг покраснел,
И весь взбесился.
И что есть силы, завопил:
— Ну что с того, что я люблю?!
Тебя я вовсе не любил!
Что лезешь в душу ты мою?
А что случилось так с Иваном,
В том виновата ты сама.
Не хвасталась бы генералом
На дне рождения тогда!
Ну и чёрт с тобой,
Иди к нему.
До сей поры он холостой,
Да только кажется, ему
Ты вовсе не нужна пустой.
— Ты упрекнул, что я пустая?
А не твоя ли в том вина?
Ты помнишь, я беременной была,
Кто на аборт послал меня?
Меня, как ветку, обломал,
В моих глазах Ивана оболгал.
Где ты появишься и где пройдешь,
Там прорастают лесть и ложь.
О, прав был генерал,
Он тебя сразу распознал.
Всё говорил: "Смотри, Татьяна,
Вадим мерзавец без изъяна!"
— Да кто такой твой генерал?
Он что, мне много помогал?
Иван без блата до майора сам дошёл.
Что я в тебе скажи, нашёл?
Иль, может быть, я от Ивана
Так слишком далеко ушел?
Валя красивая, с деньгами.
Богатые родители снабжают.
Её, как куклу, одевают.
Отец приехал, и две «Ауди» с собой угнал.
Пенсионер и нищета твой генерал.
— Гляжу я на тебя, сплошная скука.
Одна корысть, и больше ничего.
Мать родила тебя аль сука?
Какая польза от служенья твоего?
Кто в академию тебя устроил,
Спасал, когда с неё чуть не погнали?
Его ты честь и имя опозорил.
Скажи, мы как сюда попали?
А помнишь, как приезд сюда ты обмывал,
Тогда с Вениамином ещё в дружбе был?
Бокал поднял он, тост тебе сказал.
Я тогда думала, что он грубил.
А он ведь правду говорил:
- Давайте выпьем за мерзавца,
Великий гений среди них,
И если даже сильно постараться,
То больше не найдёте вы таких.
Все думали, что пьяный он такой.
Его отправили домой.
И уходя, сказал он мне:
- Пред человеком вы в большой вине.
Молитесь Богу, грустно с вами мне.
Тогда его словам не придала значения,
Ведь я слепой была, не мучали сомнения.
— Да кто твой Веня, пророка мне нашла,
Если б по пьянке не сказал ему тогда,
Про то, как я женился, и про дядю генерала,
И с носом как оставил я Ивана...
— Как можешь подлостью ты похваляться?
Да ты чудовище, с тобою жить нельзя!
И нам пора расстаться.
— Что ж, буду рад и я.
Вот чемоданы, можешь собираться.
Прошло  два дня, как с Таней встретился Иван,
И горько было на душе за тот обман.
И он не знал, как ему быть,
Как же с Вадимом поступить.
Как раньше просто было жить,
Никто не смел друг друга оскорбить.
Мерзавца тут же пригласил бы на дуэль
И кончил бы всю эту канитель.
До сей поры любить Татьяну продолжал,
В нём дух противоречья возражал.
Он думал: «Сколько лет прошло, а чувства не остыли.
А, может, мы друг друга не любили?
В том, что случилось, я виновен сам.
Зачем поверил я пустым словам?
Не надо было мне смириться,
А к ней сходить и объясниться...
Ну а сейчас, у них семья,
Её разбить не вправе я.»
Сомнениями он себя терзал,
А в понедельник новость рассказали:
На Запад офицер бежал,
С утра об этом  все болтали.
С разведкой ФРГ он связан был,
Секретные бумаги с собой он прихватил.
Ушёл туда с телефонисткой, не один.
Иван узнал, то был Сосков Вадим.
Разведал, где сейчас находится жена,
Ему сказали, что она
В течение суток, не поздней,
Будет отправлена домой.
Тут прекратил бороться он с собой.
Решил, пойти необходимо к ней.
Она сидела у окна
И дверь совсем не заперла.
Тихонечко Иван зашёл,
Все ту же красоту он в ней нашел.
Была всё также хороша,
Но стала белая, как лунь, её коса.
И сон Иван свой вспоминал,
Татьяну за руку он взял.
Сказал он: — Таня я люблю тебя.
Она в ответ ему: — Прости меня
За муки, которые тебе я принесла.
- Зачем ты так, ведь виноват и я,
Руки твоей пришел просить.
— Нет, не могу, на то есть две причины:
Причина первая - я не могу тебе родить,
Ну а вторая такова - я не жена и не вдова.
— На первую тебе отвечу я:
С детдома мы возьмем дитя.
А на вторую: будем вместе жить,
Пока развод ты не сумеешь получить.
— Нет, Ваня, с тобой мне жить, видать, не суждено,
А относительно меня всё решено.
Вот паспорт мой, и в нём закрыли визу,
К утру мне надо пересечь границу.
Так что уеду я домой.
Вот слышишь, в дверь звонят,
Приехали за мной.

Глава 7.

Прошло полгода,
Как Иван с Татьяною расстались.
Теперь в его душе остались
Грусть и тоска.
Назначен был на конец лета
Вывод полка.
Может быть, это
Спасло Ивана от несчастья.
Да и командованье части,
аметив перемены в нём,
Так нагружало его днем,
Что ночи на отдых не хватало.
До вывода полка еще осталось много дел,
А он заметно поредел.
Из тысячи двухсот солдат
Осталось только двести.
Из офицеров оказались те на месте,
Что не знавали слова блат.
А кои этим обладали, те в одночасье
Были переведены в другие части,
Что выводились годом позже.
Работы доставалось всем,
И даже тем,
Кто по природе лодырь был совсем.
И вот уж осени начало.
Часть спешно эшелоны отгружала.
Их отправляли на восток,
И было всем им невдомек,
Кому нужна такая спешка.
Комдив отдал приказ,
Чтобы главкому радовало глаз,
Необходимо в городке всё снять.
В казармах все полы сорвали,
А в туалетах бачки и писсуары поломали.
Стали фонарные столбы, заборы все снимать
И этот хлам весь в эшелоны загружать,
Хотя за эшелоны немцы все платили.
Но по приезду как главкома материли!
Когда все это от эшелонов увозили,
Нужны были грузовиков колонны, автокраны.
Неужто наши генералы
Совсем не понимали,
Когда приказы вот такие отдавали.
Перевезенный через две границы хлам,
Дороже золота он обошёлся нам.
Зато нефтепродуктов вывоз запрещали,
Их бензовозами умело продавали
Дельцы в лампасах и погонах,
Им помогали и гражданские умельцы,
А с техники, что находилась в эшелонах,
Сливалось топливо народом, что помельче.
КАМАЗы в эшелоны загружали,
Что войску ГДР принадлежали.
Немцам они были не нужны,
Они по договору их в группу передали.
А в штабе их учесть забыли иль не желали,
Их продавцы в погонах в России распродали,
А деньги по карманам рассовали.
И к октябрю закончились мученья,
Вернее, только начинались.
О, это было загляденье:
После победы, через сорок восемь лет
Домой разграбленные части возвращались.
И омрачилась слава тех побед
Одним лишь глупым росчерком пера.
А на дворе стояла зимняя пора.
На полигонах лежали машины без колес.
Кому не лень, снимал запчасти с них и нёс.
И продавал, чтобы семью хоть как-то прокормить.
А власть забыла, что надо деньги армии платить.
В палатках жили, не мылись месяцами.
Обогревались тем, что было под ногами.
Как потеплело, стало легче жить.
Ловили рыбу, мылись у реки.
Ивану повезло, развалу вопреки
Он в академию смог поступить.
А остальные офицеры стали увольняться.
Не надо с армией сражаться,
Людей на смерть не надо посылать.
А чтобы вражеское войско побеждать,
Немного надо денег накопить
И глупого правителя купить.

Глава 8.
 
Не знаю, как учился мой герой,
Я эту цель не ставил пред собой.
После учёбы он попал служить
На Северный Кавказ, а там как раз
Посланцы шейхов народ стали мутить,
Что, мол, Москва вам не указ,
И без России прекрасно можно жить.
Особо рьяные в аулах русских стали вырезать
Да храмы православные сжигать.
Не знаю, русский царь чем размышлял,
Зачем Ермолов кавказцев усмирял?
О, если бы тогда не покорился нам Кавказ,
Как бы сейчас покойно было на душе у нас!
Коль в племенах народ за многие века остался,
Он государством и не жил, не развивался.
Ни грек, ни перс и ни монгол туда не шли.
Не нужно было этой им земли.
И что ж там есть?
Как я смогу, так постараюсь перечесть.
Есть камни, горных рек стремнины,
Что между скал так рвутся на равнины.
В горах убогие селенья,
Ну и, конечно, без сомненья,
Сей край всех манит красотой.
Но, к сожаленью, сыт не будешь той.
Царю неплохо было бы понять,
Что горца мало покорить,
Чтоб постоянно усмирять,
Его же надобно кормить.
А гордый горец тоже должен знать.
Как только от России сможет отделиться,
То мрак и нищета должны там поселиться.
Кавказ ещё не жил средневековьем,
И чтоб народу самому развиться,
На прежний путь придется возвратиться.
Да и эмиров приглашать чужих,
Чтоб тейпы содержать, кишка тонка у своих.
И на носу всем надо зарубить,
Как только сами перережут пуповину,
Набегами, как прежде, им придется жить
И гнуть побольше спину.
Сейчас всего лишь размышленья.
Тогда же в Грозном начались волненья,
И мир на волоске повис.
Москве не худо было б говорить,
Но молвил тут министр: «Мол, не волнуйся, друг Борис,
Их сможем, как щенков, побить.
И парашютно-десантным мы полком
За два часа порядок наведём!»
Властям не плохо бы истории учиться,
Ермолову не год пришлось там потрудится.
Но только жаль, что в школе они троечники были
Да классиков читать так не любили.
И тут такое началось!
Властям и детям их повоевать не довелось,
А как Иван, простолюдины,
Хватили там лихой годины.
Но зря министр президента заверял,
Он по наивности не знал,
Что нету у него десантного полка,
Что на бумаге он пока.
А полнокровные полки, что с заграницы выводили,
На полигонах бездарно загубили.
И стали войско собирать из всех щелей,
И кое-как его собрали из свинарей и писарей.
И чудо-войско двинули чеченцев усмирять,
Наивно думая их массой напугать.
О ты, «великий» полководец!
Ну, если ты  учиться прилежно не хотел,
Хотя бы фильмы о войне смотрел.
Там командарм Рыбалко так сказал:
«Я в Киев танки не пущу,
Его я с флангов обойду,
Их там сожгут!»
А тут,
Вопреки наукам всем военным,
Тот полководец удила закусил,
Бригаду танковую в город запустил.
Тот генерал с министром был в родстве,
На сестрах оба женаты были.
А президент с министром водку пили,
И были в дружбе, не разлить воде.
И генерал командовал, без страха и оглядки,
Людей нисколько не жалел.
На них смотрел он как на тряпки,
А совести как таковой он не имел.
Когда ещё главкома замом был,
Средь офицером чудаком он слыл.
В полк приедет командира проверять,
И тут давай его пытать,
Как свиноматок содержать,
И сколько самка поросят рожает,
Так говорили: «Генерал-дурак к нам прибывает!»
И воеводе вот такому поручили чеченцев усмирять.
Коль дурака заставь молиться,
То лоб он расшибет, тут нечему дивиться.
А во дворце чеченский президент сидел,
И генерал наш захотел
Ко дню рожденья свояку подарок подарить,
К утру чеченца главного пленить.
И брали тот дворец, словно Рейхстаг.
Хотя и вовсе не дворец то был, а так,
Изба посреди Грозного стояла.
Туда бы авиацию сначала,
Да все с землёй сравнять, всё разбомбить.
Так нет же, президента захотелось им пленить,
А бомбы падали на мирные дома.
Да потому, что нет ума.
И мирных граждан всех он обозлил,
Новым Ермоловым себя он возомнил,
И в плен имама великого берет,
И наплевать, что тысячи солдат он положил
Под новый год,
И что гробы он матерям пришлёт.
Танковый зажат был батальон.
Иван с людьми спешил на выручку ему.
Там было всё в дыму,
Картина жуткая представилась ему.
Танки без движения стояли,
Их с крыш чеченцы поджигали
И с гранатомётов в них стреляли.
Танки, как факелы, пылали,
Из них ребята выбегали,
Их пулемётами косили.
Иван пошёл прочесывать дома.
Тут завязалась у чеченцев кутерьма,
Не выдержав такой напор,
Чеченцы кинулись во двор.
Их добивали на бегу,
А сверху в ту толпу
Гранатомётчики стреляли.
Кто в доме спрятался,
Тех с окон побросали.
Путь танковому батальону был очищен,
Иван слегка был ранен,
Но кровища,
Залила ему глаз, и от убийств был одурманен.
Как бык израненный, на площадь он влетел.
Там без ноги у танка офицер сидел,
Его нога валялась здесь, невдалеке.
Он был полуживой, но пистолет держал в руке.
А из окна на первом этаже вниз головой
Висел чеченец молодой, в стену упершись бородой,
А рядом два танкиста лежали вверх спиной,
И тлела на одном ещё одежда.
Иван перевернул их, у него была надежда,
Что, может, кто ещё живой.
На лицах их застывшие лишь были муки.
Чуть дальше на спине, раскинув руки,
Лежал парнишка молодой,
Наверно, этим летом отметил вечер выпускной.
Он, бедняга, так и не пожил,
Учился в школе, строил планы
Да месяц в армии служил.
А наши дяди генералы
Учить не стали, зачем им голову ломать -
В Чечню послали умирать.
У края дома, у стены,
Сидел чеченец с повязкою на лбу,
Краешком спины,
Навек прижался он к углу,
Как будто путник утомился,
И со своей судьбой давно смирился.
В подъезде дома, на двери,
Висел солдат, гвоздями приколоченный.
Из ран текли кровавые ручьи,
И волос, с кровью смешанный, всклокоченный.
Когда солдаты подошли, то он ещё стонал,
Как стали гвозди вынимать, навеки замолчал.
И  выбежал на улицу Иван, и закричал:
— Зачем же женщине рожать?
Чтоб жизни детские так отдавать?
Делишки грязные политикам решать!
От крови рукавом лицо утер.
Он оглянулся, а сбоку репортер
Со всех сторон его снимал.
Иван его совсем не замечал,
И дальше с солдатами пошел он в бой.
Не знал, что репортер тот послан был судьбой.
А завтра всё в крови лицо увидят на экране,
И что тот кадр все перевернёт в Татьяне.
Но не последний будет у Ивана этот бой,
И командира закроет он собой.
Очнётся в госпитале, чуть живой.

Глава 9.

Татьяна только что пришла домой,
После работы ужин готовить не хотела.
А много ль нужно ей одной?..
Уставшая, на стул присела.
Задумалась, чем вечером заняться,
Вдруг позвонили в дверь, потом стали стучаться.
Она пошла, открыла.
Возле двери стоял лет сорока мужчина.
Интеллигентный вид, одет отменно.
Татьяна сразу догадалась: непременно
Приезжий он, из-за границы к нам примчался.
На Таню он глядел и улыбался.
— Вам кого? — она спросила иностранца.
— Татьяну я ищу, я прибыл к ней в лице посланца.
Письмо я вам привёз, возьмите.
— Ну что ж, тогда входите.
От кого оно?
Я бизнесмен, и прибыл по делам не так давно.
В Германии знаком я с вашим мужем.
И даже больше вам скажу, сосед я с ним и дружен.
Торгуем парфюмерией вдвоем,
С ним дело общее ведём.
Если хотите ему вы написать,
В Германию я завтра еду,
Письмо с собой смогу забрать
И передать соседу.
Письмо читать Татьяна стала.
«Здравствуй, любимая!» - Татьяна прочитала
И посмотрела на курьера, что рядом с ней сидел.
«Прости что, может, оторвал тебя от дел,
Уж сколько лет терзаю я себя,
За то, что обманул Ивана и тебя.
За всё прощения просить хотел,
Да раньше написать не смог,
Вот, случай мне помог.
Сейчас живу, как господин,
Имею фирму, дом, но в нём
Живу как привидение, один.
Валя с любовником вдвоём
В Америку умчалась.
Скука и тоска мне одному досталась.
О, как бы видеть я тебя хотел,
Если б только ты могла простить!
А сколько ждёт тебя тут дел,
И как бы стали мы с тобой прекрасно жить.
Я знаю, не легко вам там живётся,
В демократическом угаре вся страна.
И нет надежды, что она очнётся...
Так ты подумай о себе сама.
С деньгами я смогу помочь.
Тот, кто привёз письмо, их дать не прочь.
Но просьба у него будет одна:
Задаст вопрос тебе, ответить ты должна.
Вопрос не сложный, твой дядя знает на него ответ.
Не скрою, в нем государственный есть небольшой секрет.
Ты дядю между прочим расспроси.
Мой друг тебя научит, ему ты донеси...»
Татьяна поняла, в чём просьба состояла,
И «бизнесмену» она так сказала:
«Не надо силы тратить, давно всё решено.
С этим человеком в разводе мы давно,
И к прошлому возврата нет,
Напрасно ждёте вы ответ,
А вас прошу, меня вы извините,
Забудьте адрес мой, ко мне не приходите!»
Мужчина вежливо ей поклонился,
Письмо взял со стола и удалился.
Такие неожиданные вести
Потрясли её, и час заставили сидеть на месте.
Всё думала: Вадим Сосков,
Ты погляди, мерзавец-то каков!
Таким, без чести, неважно, что продать.
Там Родина, где заднице тепло и есть пожрать!
Включила телевизор, чтоб отвлечь себя.
Шли "Вести", главной темой снова там была Чечня.
Показывали танки в Грозном, бой.
И кто-то вдалеке мелькнул, знакомый ей такой.
И тут в крови лицо во весь экран.
- О Боже, это же Иван!
Уж скоро месяц Татьяна себе места не находит.
Покоя нет ни ночью и ни днём.
Все время думы только лишь о нём.
Не выдержала, дядю просит:
— Мой милый дядя, помоги,
Ивана, если сможешь, разыщи!
И тут же слёзы потекли из глаз.
Не плачь, Танюша, не тревожь ты нас.
— Зачем рыдаешь, разве можно,
Найти его совсем не сложно...
— Мне б только, дядя, адрес разыскать,
Чтоб я могла ему писать.
Я знаю, полк его в Чечне,
Ивана видела я на экране.
Он на войне.
— Сейчас друзьям в генштаб я позвоню
И просьбу выполню твою.
А вечером с генштаба позвонили,
И новость им такую сообщили:
«Иван Рубцов - в Вооруженных силах числится таков.
Но не майор, а подполковник он.
Звездой героя награждён.
В реанимации, в Бурденко он лежит. 
Тяжелый, пока не говорит...»
Наутро дядя в форму облачился,
Чтобы уборщица метлой не гнала,
Там разрешение навестить Ивана он добился,
И в госпиталь поехала Татьяна...
Пока стабильно всё, но худшего боюсь, —
Сказал им доктор. —  Вы кто ему, жена?
Татьяна сразу же сказала: "Да!"
А дядя улыбнулся в ус.
С закрытыми глазами Иван лежал,
Торчали трубки, он тяжело дышал.
Услышав шорох, он глаза открыл
И к удивленью всех заговорил.
— Я долго так, Танюша, тебя ждал,
И вот чего бы я желал,
Чтоб больше ты не уходила от меня.
— Нет, милый, не уйду, навеки я твоя!

ВЕТЕРАН.

Устали плечи от погон,
И голова вся поседела:
Суров и беспощаден сей закон
Той жизни, что так быстро пролетела.
Морозным утром февраля
Ты облачишься в свой мундир:
Все потускнели ордена,
И ты уже не командир.
А в детстве как в войну играл! 
Потом столкнулся напрямую, 
Тогда совсем не представлял
Увидеть страшную такую.
С утра поздравят тебя внуки,
И сыновья, если сумеют.
С друзьями соберётесь вы от скуки,
Заметишь, что ряды редеют.
И снова в шкаф мундир повесишь
До мая, если, конечно, доживешь.
Весной в почтовом ящике открытку ты заметишь
И поздравление  прочтешь.
На май речей помпезных шквал возносят.
С экрана власть желает, чтобы был здоров.
Но «как живёшь, старик» — не спросят —
Есть ли у тебя над головою кров?
Все счастья, радости, желают,
А жить приходиться в аду.
Спасибо, что хоть вспоминают
Всего один лишь раз в году.

ОСЕННИЕ ЦВЕТЫ.

Осенние  цветы,  как вас люблю я.
Без вас казался б скучным Летний сад.
И по аллеям парка всё брожу я,
Вокруг кружится жёлтый листопад.

Осенние цветы — моя отрада:
Вы память обновляете мою,
Прошедшей жизни вы моя награда,
Воспоминаниями с вами я живу.

Осенние цветы, как вы прекрасны,
Напоминаете, что молодость ушла.
Даёте мне понять: грустить напрасно,
Ведь жизнь всегда по-своему мила.

Мои вы георгины, хризантемы,
Я с вами расставаться не хочу.
Как только разрешу свои проблемы,
То в Питер к вам я снова прилечу.

НА ВЫСОТЕ.

На вершине той высоты,
Где солдаты безмолвно стоят,
На деревьях нет больше листвы,
Только стужа да ветры шумят.

И в холодных их каменных лицах
Отражается пламень войны.
Вся страна может ими гордиться,
Здесь России лежат сыны.

Тут когда-то земля стонала
И свинцовые лились дожди,
И мальчишек она позвала,
Что б её защитили они.

И стояли все насмерть парни,
Не отдав ни пяди земли,
А теперь вот застыли в камне,
У надгробья  склонились они.

ДАВАЙ ПОГОВОРИМ.

Ты осуши, мой друг, бокал вина.
Мы вспомним нашу молодость с тобой,
Как подружила нас тогда война,
И как без страха шли мы в бой.

Припев:
Давай, дружище, посидим,
О жизни мы поговорим,
Чтоб победить склероз,
Авось, поможет.
Одни так скажут: «Ерунда!»
Другие им ответят: «Не беда,
Старик стал малость привирать,
Ну и что же...»

Какие были женщины у нас!
Какое пили благородное вино!
С мундиров наших дамы не сводили глаз,
И как любили играть мы в казино.

Припев.

Прости, мой друг, за то, что  вздор несу -
Какое казино, какой ещё мундир?!
Любили тайно женщину мы все одну,
И ту увел наш ротный командир.

Припев:
Давай, дружище, посидим,
О жизни мы поговорим.
Чтоб победить склероз,
Авось поможет.
Что годы пролетели, не беда,
А внуки скажут: «Наш дедуля - хоть куда!»
Их похвала для нас всего дороже...

ПРИНЦЕССА.

Загорелась в синем небе заря.
Так всю ночь просидели мы зря.
Ты со мной в молчанку играешь давно,
С того раза, как сидели в кино.
В чем же я виноватый теперь?
Может, снова не открыл где-то дверь?

Из галантного века пришла.
Может, в прошлом, ты  принцессой была.
Говорят, слишком строгая ты,
Что напрасны мои все мечты.
А я хожу за тобой, словно тень,
У подъезда дежурю весь день.

Мы тогда повстречали его,
Он с подружкой твоей шел в кино.
Твоя строгость куда-то ушла,
Ты себя по-другому вела.
Ты бросала на него томный взгляд
И шутила, как всегда, невпопад.

Не молчи, дай, принцесса, ответ:
Может быть, у меня шанса нет.
Видно, в прошлом был я рабом
И случайно попал я в твой дом.
Триста лет всё напрасно люблю,
Только суженая ты королю.

ПРОРОЧЕСТВО.    

Русь, куда ты докатилась, заросли поля.
Что ж с тобою сделали, милая земля.
Разучились сеять хлеб, стали водку пить.
Ты скажи, как дальше будут эти люди жить?
Словно к сиське присосались и тебя сосут,
Что не лезет, за бумажки миру продают.
Истощишься ты родная, недра опустеют,
Вот тогда твои детишки сразу захиреют.
Будут предков в хвост и в гриву почём зря костить,
Разве им от этой брани слаще станет жить?
В поисках счастливой жизни по миру пойдут,
А сюда другие люди быстро прибегут.
О рябине петь не станут, запоют женьшень
И  национальным блюдом назовут пельмень.
Триста лет тобой восточный управлял сосед,
А теперь, родная Русь, жди огромных бед.
Узкоглазая ты станешь, в корм пойдут собачки.
Ну а русским мужичкам всем дадут по тачке.

РАЗЛУЧНИЦА.

Вот и ушло долгожданное лето,
Дымкой покрылись дома.
Бродит по свету укравшая лето
Разлучница наша, зима.

Южным теплом с тобой мы согреты,
А на Таймыре пурга.
Бродит по свету укравшая  лето
Разлучница наша, зима.

Скоро уеду туда, где морозы,
Где с синевою снега.
Бродит по свету укравшая лето
Разлучница наша, зима.

Может, ты все же в край наш поедешь,
Верю, полюбишь сама!
Ждать нам придется, когда же вернется
Сводница наша зима.

РОЙ.

Басня.

На бескрайном поле греча зацветает,
А над полем, словно туча,  пчелиный рой летает.
То несётся вправо, тут же мчится влево,
Или штопором взметнётся высоко он в небо.
Видно тот, кто ими правит, не совсем здоров.
И куда летит, не знает, наломает дров.
Нету в поле ни осинки, нет укромного дупла,
А на горизонте туча, дождь полил как из ведра.
Мокрые они погибнут, в ночь не зная сна,
А кто чудом сохранится, тех добьёт зима.
Кто ж вас, пчёлы, надоумил бросить улей свой?
Кто не слушал, тот гречишный носит мёд домой.
Собирает его в соты, будет в зиму жить,
Ну а вам придется, пчёлки, здорово тужить.
Позвала вас за собою, нажужжала в уши:
- Станем сладко жить, девчонки, будим бить баклуши.
То не правда, без работы мёда не бывает.
Кто не трудится с утра, быстро погибает.
Лучше б вы её убили, меньше б было зла.
Вожди власть не поделили, в этом вся беда.
Жили б в улье вы своем крепкою семьёй,
Мёд таскали б себе в соты, ели бы зимой.
Так и люди, рот разинув, внемлют болтунам,
А потом хлебают горя с кровью пополам.

СВИНОЙ ГРИПП.

Ходит свиной грипп по свету,
Косит как косой народ,
То ли в Мексике иль где-то
Скоро тысяча умрет.
Раньше птичий был страшилка,
Всех китайцев распугал.
Говорят, не грипп - морилка,
Больше ста с земли убрал.
Словно призраки, все в маске,
Бродят люди по земле,
А лекарства, будто в сказке,
Подрастают всё в цене.
В прошлый год всех кур побили,
Ну а в этом всех свиней.
Почему ж мы не разбили
Все свои автомобили?
Говорят что во всём мире
Миллион от них смертей.
Утром жаждем похмелиться,
Не забудем скушать торт.
А ведь жир-то, не водица,
Он склерозы создаёт.
Все сосуды забивает,
Тут уж в пору быть беде.
От инфаркта умирает,
Каждый третий на земле.
Думать нам бы не мешало
Да зарядку полюбить.
Согласитесь, не пристало
В гости, в маске  приходить.

ШАЛЬНОЕ ПЛЕМЯ.

Опять нас подняли ни свет ни заря,
В голодных желудках ворчит.
Долиною в горы идет ребятня,
Сухая трава пылит.

А может, осталась у кого-то заначка,
Сухарик какой пожевать.
Все чуют, что будет здесь драчка,
Такая, что не описать.

Прикладу бегу подставлять своё темя,
Земля под ногами дрожит.
Живём в это страшное время,
Никто никого не щадит.

Рвётся вперёд наше племя шальное,
Ни в чём не жалея себя.
А утром очнётся опять после боя,
Изранена нами земля.   

ЭТО НЕ СОН.

Вещий колокол бьет набатом,
Батальоны спешат куда-то,
Растворились во мгле ребята,
Чтоб Россию свою отстоять.

Припев:
Звон, звон, звон, всюду звон,
Это не сон,
Слышится он.

Артиллерия бьёт перекатом,
Значить надо в атаку ребятам.
Размешалось всё с кровью и матом.
От разрывов стонала земля.

Припев:
Стон, стон, стон всюду стон,
Это не сон,
Слышится он.

Бьют ребята за Машу и Таню,
За сестрёнку, братишку, маманю,
За детишек, Катюшу и Ваню,
И за бабушек тоже дают.
 
Припев:
Бой, бой, бой, всюду бой.
Это не сон,
Страшный такой.

Полегли в чистом поле ребята
С непоруганной честью солдата.
Батальоны ушли до заката,
А в ушах звенит тишина.

Припев.
Звон, звон, звон, тихий звон.
Это не сон,
Слышится он.

НЕ ГОНИ.

Не гони меня, судьба,
В дальнюю дорогу,
Приведи на край села,
К отчему порогу.

Там вишнёвый сад в цвету,
А у дома груша,
И в дубраву я схожу
Соловья послушать.

Побежать бы голышом,
Как мальчишкой было,
Чтоб с кувшина молоком
Мама напоила.

Карася бы половить
Корзиной в пруду;
Да ещё бы подразнить,
Сторожа в саду.

Надоело жить бездомным,
От себя бежать:
Мне бы воздухом раздольным,
Вволю подышать.

Всё бежал и не успел,
Еле носят ноги.
Лишь состариться сумел
Да устать с дороги.

Чтоб забыться, я ношу,
В чемодане книжку.
Не гони меня, прошу,
Дай мне передышку.

ЖЕНЩИНА В БЕЛОМ.

Женщина в белом на голубом,
С букетом сирени.
Песни твоей звуки кругом,
Голос свирельный.
Губы твои, руки твои,
Взгляд твой томный.
И поцелуй, сладкий, как мед,
Помню!

Женщина в белом на голубом,
Шоколадные плечи.
И мы на яхте с тобой вдвоём,
Твои сладкие речи,
Локонов белых твоих витки,
Запах полыни.
Тот аромат нежный стоит,
И ныне!

Женщина в белом на голубом,
Волна морская.
Вдаль уносит нас с ветерком,
Брызгами всё обдавая.
Розовый жемчуг на шее твоей
Помнить я буду.
Соль на щеках и на губах -
Не забуду!

Женщина в белом на голубом,
Весны творенье.
Вот и пришла ко мне любовь
Хоть на мгновенье.
Может, и ты все же поймёшь,
Что расставаться не надо.
Где же ты, где, вернись скорей,
Услада!  

ЗДРАВСТВУЙ, АЛЛА!

Где же ты, где теперь,
Я тебя ждать устала.
Надеюсь, откроется дверь,             
Скажешь: «Ну здравствуй, Алла!»

В миг пролетела ночь,
Спать не могу, не знаю.
Мысли гоню я прочь, 
Может, и зря страдаю.

Надо б послать тебя
Просто куда подальше.
Наверное, хватит с меня
Этой любовной фальши.

Вот и рассвет бежит,
Где ж ты, мой милый мальчик.
А рядом со мной лежит
Только солнечный зайчик.

Дай мне, пропажа, ответ,
Может, тебя кто нашёл.
Жду, что ты скажешь: «Привет!
Я навсегда пришёл...»
                    
ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ.

Ловлю я взгляд потухший твой,
Глубокой осенью тоска приходит.
Всё лето рядом ходили мы с тобой,
Листва опавшая разлуки песнь заводит.

Уходит всё, как тот весенний снег,
Что выпал не ко времени так поздно,
И дум стремительных неуловимый бег
Всё расставляет на места так осторожно.

Я миг ловлю, пытаюсь задержать
То время, что никак мне не подвластно.
Всё сладкий поцелуй хочу поймать
И стан твой прижимаю страстно.

Ты вся в расцвете сил, а я уже седой,
Судьба тебя зачем-то подарила.
Как с мишкой плюшевым, играла ты со мной.
Наверное, меня ты не любила.
 
Ты мыслями давно уже в пути,
Узлы все рубишь, что непрочно так связались.
Мы больше не сумели нужных слов найти,
Одни воспоминания остались...

ВНУЧКА.

В годик посвящаю.

Что годы пролетели, не жалею.
Болезни прочь и стариковское нытьё.
В подарок моей старости имею
Тебя, моё прекрасное дитё.

Я захожу, а ты «дяй, дяй», и тянешь ручку,
И я догадываюсь, просишь ты о чём.
В моей огромной кепке моя внучка
Мне улыбается своим беззубым ртом.

Поцелую твои розовые пятки
И милый мне до боли ноготок.
Ты закрываешь глазки, со мной играешь в прятки,
И звонкий раздается голосок.

Кем станешь ты, нас не должно тревожить.
Ты станешь женщиной, а значит, будешь мать,
И в правнуках нас будешь множить -
За это можно смело жизнь отдать.

Будь умницей и стань прекрасной девой,
Родителей порадуй, блистай своим умом.
Не бойся ничего и в жизни будь ты смелой,
А мы уж постараемся,  
К тебе на свадьбу с бабушкой придём!

ПРОВИДЕНИЕ.

Любовь такую безответную зачем
Господь мне подарил, не знаю.
И я, потеряв голову совсем,
Всё время по тебе страдаю.

Припев:
Весь день
Брожу я за тобой, как тень.
Всю ночь
Плохие мысли все гоню я прочь.
2 раза.

Тогда случайно поцелуй мне подарила,
Сама, наверное, не знаешь и зачем.
Быть может, это ты так пошутила,
Теперь мне без тебя не жить совсем.

Припев. 2 раза.

В моей судьбе ты появилась на мгновение,
Зари вечерней луч стал угасать.
Случится ль снова это провидение,
Мне остаётся только ждать.

Припев. 2 раза.

АФГАНЕЦ.

Ветерок с гор шалил, и исчезла жара.
Для себя я решил: подкрепиться пора,
Но не лезет еда, есть на ложке песок,
Сыплет ветер в глаза и в лицо, и в висок.

Чёрной тучей «афганец» на нас налетел,
Мол, держись, иностранец, получай, что хотел.
Кашу ешь и молчи, доедай свой кусок,
От меня получи и в лицо, и в висок.

Словно смерч всё занёс, в спины гонит людей,
Как когда-то мороз от Москвы гнал «гостей».
Видно там, наверху, разобрались чуток
И погнали меня и в лицо, и в висок.

Всё прошло, словно дым, я в родной стороне.
Стал давно я другим, и не верится мне.
По обрыву иду, не пойму только, где,
Я как будто в бреду - и опять на войне.

Дует ветер с востока, а мы ждали норд-вест:
И сейчас ненароком сдаём все мы тест —
Кто на той, кто на этой стоит стороне,
Но теперь мы друг с другом сцепились в войне.

Снова пуля свистит, льётся кровь, слышен стон,
Под откосом лежит не один эшелон.
Нам казалось тогда: от кошмара ушли.
Видно, эту войну на себе принесли.

СНЕГИРИ.

Там, где свистела метель,
Сугробы свои наметая,
Вновь зазвенела капель,
Новую жизнь начиная.

На ветке берёзы в ряд
Уселись вновь снегири:
То души погибших солдат,
Что в неравном бою слегли.

Здесь был кровавый снег:
Остановили чью-то мечту —
Последний был в жизни бег —
Подстрелили её на лету.

А теперь вот сидит душа,
Грудкой своей сверкая,
Что пробита в бою была,
Алой кровью в снегу полыхая.

Вместе всегда снегири:
Вместе и в бой ходили,
Вместе в бою полегли,
Вместе лежат в могиле.

СЕРЬЕЗНЫЙ РАЗГОВОР.

Однажды внучка говорит:
«Дедуля, правда, ты солдатом был
И на войне врагов всех бил?»
— Правда. Откуда ты узнала?
— Мне по секрету бабушка сказала,
Что у тебя в  шкафу мундир висит.

Достав из шкафа свой мундир,
В него я тут же облачился
И перед внучкой появился.
Сделав удивлённый вид,
С гордостью мне внучка говорит:
«Какой же ты солдат, ты - командир!»

— Откуда ж ты об этом можешь знать?
— Смешной ты, дедушка, конечно, знаю,
Я книжки ведь давно читаю:
Мы ж в садике все буквы изучили,
Вчера открытку с бабушкой купили,
Я буду с праздником тебя, дедуля, поздравлять.

— Командир, дедуля, тот, кто шагает впереди:
Он за собой всех в бой ведёт,
За ним весь полк идёт!
Ты первым шёл, а пули почему тебя не брали?
— Они меня боялись — все мимо пролетали.
— Что за игрушки на твоей груди?

— Это награды все мои висят.
К себе на руки внучку взял,
Любимое дитя к груди прижал.
Орден потрогала и в кулачке медаль зажала.
— Шутник ты, дедушка, — сказала.
— Они ж железные, от них все пули, как от стенки, отлетят!

ПЁС.

Выгнали из дома пса.
Он стоит на большаке,
Склонив голову слегка,
И задумался в тоске.

Был когда-то молод, резв —
Гордо грудь свою носил.
Был хозяин и не трезв —
И такому он служил.

Разные владыки были —
Дряхлые и не совсем.
Его вовсе не любили,
Он был верно предан всем.

Старый стал он и ненужный —
Ткнули башмаком под зад.
Только слышит хохот дружный —
То хозяева гудят.

Люд в богатство устремился —
Нет им дела до него:
То, что крова он лишился,
Не волнует никого.

Так  и жил он службы ради:
Мундир, погоны, ордена,
А на чемоданах сзади
Вся в слезах сидит жена.

ЯНВАРЬ В ГОРОДЕ.

На Рождество мороз трескучий
Щёки жжёт, и в пальцы мне проник;
Чуть дунул ветер — снег колючий
Сыплется за воротник.

По длинному проспекту я гуляю,
Вдали виднеется мой милый дом.
Рождество ль пришло? Не понимаю,
Такая тишина царит кругом.

Весь синий небосвод без туч
Усеян звёздами, сверкает.
И лазера зелёный луч
Круг в небе прочертил и исчезает.

Елка на площади стоит,
Огнями в темноте играя.
И весь проспект в огнях горит,
Нам Новый год напоминая.

В домах уже огней не видно.
Так за неделю пить устали…
Ну как же, люди, вам не стыдно —
Христа на пьянку променяли!

Вдруг где-то песня раздаётся,
И визг подвыпивших девиц.
Русь, видно, к Богу не вернётся —
Не вижу праздничных я лиц.

ФЕВРАЛЬ В ДЕРЕВНЕ.

Под голубым небесным сводом
Заиндевели тополя.
Куда не кинешь своим взором,
Покрыты белизной поля.

Искрится снег, глаза слепит.
Я полем по лыжне бегу,
И наст под лыжами скрипит.
А воздух — надышаться не могу!

Морозный день стоит чудесный,
Покрыто всё голубизной;
Еловый лес манит прелестный
Зелёно-белой красотой.

Бежит короткий зимний день —
Уж солнце на закат уходит.
Вдруг тучи появилась тень,
И вьюга хоровод заводит.

Вмиг день простился с красотой,
Стал ветер больно бить в лицо:
Я тороплюсь скорей домой —
Всё снегом занесло моё крыльцо.

Февраль — зима изменчива такая,
Себя как женщина капризная ведёт:
Ласкает красотой, нас завлекая,
А после холодом пахнёт.

МАРТ В ЛЕСУ.

Рассвет рассеял сумрак туч,
И солнце озарило лес.
Бежит по тропам алый луч,
И мрак лесной уходит весь.

Зарокотал внизу ручей,
Капели раздаётся звон.
Снег мокрый падает с ветвей.
Сороки гонят с леса сон.

Берёза почки наливая,
Укрылась розовым платком—
И  алой краской полыхая,
Простилась с долгим зимним сном.

Уже проталина дымится.
Подснежник робко оживает,
И аромат лесной струится —
Жизнь новый круг свой начинает.

Это природой драгоценной —
Рожденье, смерть — даны  навек:
Наверно, так же во Вселенной
По кругу ходит человек.

АПРЕЛЬ.

Весь снег давно сошёл,
Луга вокруг зазеленели;
Чуть слышен гул неутомимых пчёл,
И птичьи свадьбы зазвенели.

В бездонной, сонной синеве
Солнце яркое играет,
И всё живое на Земле
Лучами тёплыми ласкает.

Склонились ивы над водой,
Пушистые серёжки распускают.
Над ними тружеников рой,
Нектар душистый собирают.

На Вербное лозу ломая,
В букеты люди соберут,
И красной лентой украшая,
Христосу в храмы понесут.

У женщин озабоченные лица —
Всё в доме моют, хлопочут у печи;
Вокруг всё вертится и суетится,
И пахнут с жара куличи.

Колокола на Воскресенье
Под куполами зазвенят.
Тот светлый день на удивленье
Люди в душе ещё хранят.

ГОСПОДИ, СПАСИ РОССИЮ!
 
Туч свинцовых движется отряд —
Ветер перемен их собирает.
Жирные коты  в стране сидят
И народ до нитки обдирают.

Снова стоны, крик до хрипоты —
Бьются в кровь безусые мальчишки.
Господи, коль есть на небе ты,
Дай же нам немного передышки.

Странными дорогами пошли,
А куда идём, и не пойму я.
Господи, воров останови,
Объясни им — скоро грянет буря.

Безбожие, безделье и бездушие
К нам пришли и нашей жизнью правят.
Господи, пошли благоразумие —
Кто ж от тех пороков нас избавит?

Хочется счастливой видеть Русь!
Доживу ль, но кто об этом знает?
Одного лишь только я боюсь,
Что тебя, любимая, не станет!

ХАНДРА.
 
Чего, дружище, отвернулся,
Сидишь с понурой головой?
Чем тебе не приглянулся —
Не осчастливлен я тобой?

И почему такой сердитый,
Иль не доволен сам собой?
Каким же горем ты убитый —
Расстроен радостной толпой?

Тщеславие тебя сгубило,
Что зависть в теле разжигает.
А раньше по-другому было? —
Так всё с годами  улетает.

И те, кто были с тобой рядом,
Куда-то стали удаляться:
Покорным, молчаливым взглядом
Лишь смог ты с ними попрощаться.

Исчезло вмиг твоё веселье,
Не можешь больше притворяться.
Куда ты дел своё терпенье,
Как с мужеством сумел расстаться?

Когда так дурно ты настроен,
Нет силы другу счастья дать —
Так потрудись и будь достоин
Хотя б его не отнимать!

О ТОЙ ВОЙНЕ.

Я снова на постылой всем войне:
Нас утренний встречает град,
Крик муэдзина с минарета в тишине,
И лица неумытые стоят.

«Вперёд» —  команда, и покой бежит:
Броня несётся, всё сметая на пути,
Из белой пыли только столб стоит,
И БМП уже пылают впереди.

Смотрю, как торжествует месть,
Свой пир кровавый начиная.
А мы боимся не запачкать свою честь,
Себя к кончине постоянно подгоняя.

Взрывы заглушают свист свинца,
И вертолёты в вышине застрекотали.
Мне кажется, не будет ей конца,
Войне, которую так браво начинали.

Остались парни смелые лежать:
У тел остывших посинели губы.
Мы дальше мчимся «долг свой» выполнять,
Перешагнув поспешно через трупы.

Вокруг меня суровые все лица.
Всё вижу как в замедленном кино.
Как долго будет это ещё сниться —
Война уже закончилась давно?!

Будь проклят тот, кто нас туда послал:
За то, что миром править захотел,
За то, что многим жизнь ты поломал,
За то, что ты мальчишек не жалел!

МОЕЙ СПУТНИЦЕ.

Звон бокалов, радостные лица,
Бой курантов раздаётся в тишине:
Как, скажи мне, снова не влюбиться,
Коль девчонкой чудишься ты мне?

Плод любви наш снова с нами рядом,
Бабушкой давно тебя зовёт.
Смотрит на тебя пытливым взглядом —
Ждёт чудес под ёлкой в Новый год.

Нежных рук твоих прикосновенье,
Алых губ любимый мой овал:
Молодость я вспомнил на мгновенье,
Как тогда их жадно целовал.

Вдохновенным крыльям, опалённым
Нет полёта больше в вышине.
Ну и пусть! Зато таким влюблённым
Пью вино с тобой наедине.

НАШ МИР.

Наш мир появился случайно —
Яблоко было виной.
Прекрасно! Но всё-таки странно,
Что до сих пор он живой.

Лестью, обманом и силой
Мостим мы дорогу себе.
И жизнь все считают счастливой,
Когда есть достаток в еде.

Ночью все божьи мы дети —
И лишь одеяло шуршит —
Существ нет прекрасней на свете
Ну, словно, там ангел лежит.

Сонная встала заря,
Косится лучами на мир:
Люди проснулись не зря,
И начинается пир.

Кто-то кого-то полюбит,
Кто-то кого-то спасёт,
Кто-то кого-то забудет,
Кто-то кого-то сожрёт.

ЗАПАХ ГАРИ.

Запаха гари —
Как долго мы ждали —
И вот, наконец, он пришел!
Жить тогда только сможем,
Коль врага уничтожим —
На этом с ума мир сошёл!
 
Запахи доллара
И запахи пороха
Смешались в любимый букет:
От дурмана пьяного
Ребята рьяные
В метро посылают «привет».

«Кровопролитие!
Есть убитые!» —
Взахлёб репортёры кричат.
Так зрелищ мы ждали,
От скуки устали —
Ну как же от скорби они умолчат?!

Нет больше мочи —
Все дни и все ночи
Бандиты с экранов глядят.
Так хочется в бой,
Чтоб подраться с толпой,
За Дукалиса и за ребят.

С трибун мы орали,
А наши в футбол проиграли —
Ну как постоять за команду свою?
Я стул отрываю,
В соседа бросаю
И по башке его бью.

В пейнбол мы играем,
Всё в шутку пуляем.
Всерьез бы сразиться — так руки зудят.
И только в экране,
Мы видим, — в Афганистане
Люди в огне горят.

Мы будем стараться
Друг с другом сражаться —
Не станут напрасными наши труды.
Чего тут бояться,
Что все жизни лишатся?
Господь её снова пошлёт из воды!

СВОБОДА СЛОВА.

Избивают журналистов,
Правильно, и надо так —
Развелось их, борзописцев,
Как нерезаных собак.
Распустились не на шутку:
С правдой носятся как с торбой.
Закрой лучше свою будку,
И не будешь с битой мордой.

Нос суют. Кто вас просил?
Сколько, кто, и где украл,
И какой чиновник накопил
За границей капитал.
Что тебе? Сопи в две дырки,
Скажет власть: «Ату его!» —
Вот тогда свои придирки
Вали сразу на него.

Власть всегда была святой —
То не надо забывать!
Кто ступил в неё ногой —
Того надо уважать.
Пусть вожди вещают речи
Нам с экранов каждый день;
Покажите нам их встречи,
И воров таких-то тень.

Как борьба с ними ведётся
Уж речей об этом шквал!
А в станицах — как придётся,
Расцветает криминал!
Не беда, о том не тужим,
Снимут парочку ментов.
Журналист, какой вам нужен?! —
Чтоб сказал: «Всегда готов!»

Правду нам писать не надо —
Ложь приятнее всегда.
Для людей чего ведь надо:
День и ночь смотреть вождя,
Сладкие услышать речи,
Чтоб не тупела голова;
Иногда при важной встрече
Повторять его слова.

Мы всё это проходили:
КПСС, ЦК, Политбюро.
Очень долго нас душили —
Их послали далеко.
Не беда, и этим тоже
Время скоро подойдёт.
Власть воров терпеть не сможет,
И поднимется народ.

СКАНДАЛ.

В США  — очередной пассаж!
Мир весь сразу забурлил:
Необузданный Ассанж
Документы утащил.
Он публиковать всё стал,
Власть поставил на дыбы.
Разразился тут скандал —
Не дошло бы до беды.

Показал он нам войну
И убийство журналистов,
Да в Интернете болтовню
США послов и всех министров.
Нам понятно, чья работа —
Тех обученных ребят.
У господ одна забота —
Обаму видеть не хотят.

И о России мы узнали —
Воровская мы страна!
Что ж вы раньше не сказали,
Не открыли нам глаза?
Мы на Запад зря бежали,
Сломя голову, гурьбой.
В НАТО нас совсем не ждали —
Фигу держат за спиной.

Если скупим литы, латы,
И все за злотым побегут,
То сказали супостаты —
Три дивизии пошлют.
Вот те на! Им доверяли!
Те в грудь стучали кулаками,
А наших кормчих обозвали
Непристойными словами.

Джулиан, ну ты и дал —
Мы не знаем, как и быть!
С удивленьем мир узнал —
Не умеешь ты любить.
Посиди годок, другой —
Женщин надо уважать;
И подумай головой —
Презервативы стоит признавать.

Ты не там, дружок, украл —
В нашем МИДе — это да:
Ты б по Лондону гулял,
И не пришла б к тебе беда.
Знаешь, как у нас жируют —
Пустяки, что власть болтает —
Миллиардами воруют,
И никто не замечает.

Зря, браток, там  поселился.
В Москву надо приезжать,
Тут бы быстро научился
Как деньжищи добывать.
А ты набрал какой-то чуши,
Жаждешь правду рассказать.
Все давно закрыли уши!
Хочешь к совести призвать?
                
КУМИР.

Как славно к небу рвался он,
Свои стремленья преломляя;
Во власть безумно был влюблён,
Мечтал о ней, соперников свергая.

Рукоплескания, и крик толпы неистов:
И вот десницею незримо-роковой,
Казалось бы с душою чистой,
На трон посажен наш герой.

Он честно правил первый срок,
Любим толпой, и божеством казался,
А людям было невдомёк,
Что он не ради них старался.

Но появились первые ростки,
Которые в душе его дремали,
И здравому рассудку вопреки
Они кумиром нашим обуяли.

Совсем другим он человеком стал:
На все законы свысока смотрел,
А вместо них указы издавал
И много натворил он тёмных дел.

Но скоро подошёл и срок второй —
Сторонников уж поубавилось тогда.
На окружение своё был сильно злой,
И люди исчезать вдруг стали без следа.

Так стал кромсать он всех подряд:
Друзей, соратников и мать своих детей,
Тех, у кого недобрый взгляд,
И всех инакомыслящих людей.

Для срока третьего и конституцию исправил —
Бессменным правителем он стал;
Страной как собственностью правил,
Какой её он видел и мечтал.

И всякий раз властитель окружение  менял —
Те рядом  были, что лизали до мослов;
Коррупцией, как мхом, он обрастал —
Сам воровал и расплодил в стране воров.

А на четвертый — двери в тюрьмах загремели.
На улицах хватали всех подряд:
Ни стариков, ни женщин не жалели
И просто так гуляющих ребят...

Но к власти пробивается другой —
Уже его народ боготворит.
И как бы не крутил кумир на троне головой,
Тот рядом все равно стоит.
 
Кумира жадный взгляд на власть неистребимый
Сметет в мгновенье без труда
Закона вихрь, никем  непостижимый, —
Ты в бездну канешь навсегда!

Не кажется ли вам, портрет уж больно схожий?
И мать-история вас ничему не учит:
Кумиром может стать любой прохожий,
Потом поставит в позу — всех... и мучит?!

Вам, люди, лучше б жить без лести,
И власть боготворить не надо никогда:
Ведь даже камень, долго полежав на месте,
Мхом покрывается всегда.

Наш кризисный заколебался мир —
Год роковой — двенадцатый грядёт:
Слетит с престола не один кумир,
Мир очертание другое обретет.

СВОБОДА.

В крови затоптана страна,
Давно раздавлена свобода —
Повсюду правит сатана,
Не слышно ропота народа.

Маразм от власти отгоняли,
Пришли другие — хуже во сто крат.
О, если б люди раньше знали,
Каков он — русский демократ.

Выходит, глотки драли зря
Да на «Горбатом» касками стучали.
Избрали пьяного секретаря,
И в празднике с ним пребывали.
 
Войну в стране он развязал,
Детей и женщин в городе бомбил,
А «демократ» карманы набивал,
Да ненависть и нищету плодил.

Как надо не любить себя,
Чтоб выбрать так неосторожно!
Пьяным машиной управлять нельзя,
А государством можно?

Хотел бы я народ спросить —
Дом строить пьяницу ль наймёте?
И нечего его боготворить,
Что он построил, в том живёте!

Быть может, ошалелый враг
Пояс шахида приготовил?
Мы совершили глупый шаг,
И шлёпаем теперь по лужам крови.

Суды, бандиты, прокуроры
Единым долларом связались.
И не поймёшь теперь, где воры —
Они во власти оказались.

Чудесно! Больше нет беды!
И в лагеря нас не ссылают,
Но «по понятиям» свершаются суды,
И у подъездов неугодных убивают.

Вот и пришла на Русь свобода —
На кухнях больше не болтают.
Что ж изменилось для народа —
Другой намордник надевают?

Коммунистической  осталась Русь —
Всё с дьяволом расстаться мы не можем —
И если утром я в другой стране проснусь,
То к вечеру всё будет то же.

Домашним счастьем мы живём,
А кто у власти — тот от беса.
Ну и куда же мы придём -
«Свободная» ответь мне пресса?

ПЕСНЬ ДУШИ.

Романс.

Думы печальные, что ж вы нависли,
Меня не терзайте, мои сны и мысли.
Зачем вы хотите меня потревожить,    
Жизнь мою грешную всю подытожить.

Придет время судное, пред Ним на коленях
Стану весь голым  в своих объяснениях:
Скажет Он — грешен, а может и праведный,
Или душою был кем-то отравленный.

Судить человека не в силах, не вправе я,
Пусть и подсудный сам, себе и судья:
Других я не стану жечь словно пламень,
Рука не поднимется бросить в них камень.

Я шел, спотыкаясь о козни мирские,
Пути избирал для себя непростые.
Молю тебя, Боже, от соблазна избавить,
Меня, мои думы, прошу вас оставить.

РАЗДУМЬЕ.

Я еду поездом.
Мелькают за окном
Заросшие бурьяном нивы,
Лачуги скромные стоят:
Они в себе ещё хранят
Руси той древние мотивы.

Как жаль, что умирает Русь.
И одного лишь я боюсь —
С колен ей больше не подняться,
Хотя и обещаний шквал,
Но так никто и не сказал,
Что некому землей заняться.

Ты молодой была в начале века —
И не отыщешь, было, человека,
Который бы не знал, как землю распахать —
По десять мужиков в избе крестьянской было.
Коммунистическая прыть их истребила,
Энергию младую пытаясь обуздать.

Кто ж научил тебя
Друг к другу относиться нелюбя,
Безумный мой народ.
Всё в лагерях себя душили,
Но почему вождя вы не убили,
А ждали, когда  манна небесная падёт?

Спешат все европейцем стать,
Но как, скажите, можно удержать,
Территорию огромную такую,
Когда мы уменьшаемся по миллиону в год?
Конечно, кто-то же придёт,
И завоюет нашу Русь родную.

Что ж демократия тебе дала?
Не лучше стали, Русь, твои дела —
Теперь уж точно в пропасть мы летим,
Чтоб на Европу походили,
Законы либеральные родили,
А дальше делать ничего мы не хотим.
 
Наркотиками всё заполонили,
А власти о борьбе забыли;
Иль, может, специально не хотят?!
Для них главнее дача на Майами,
Карман набить стремятся сами,
На остальное им начхать.

Не стали мы, как европейцы,
И не рожаем, как китайцы.
Так что ж с тобою будет, Русь?
Кто поумнее —  уезжает;
Тебя на разграбление шакалам оставляет.
Что ж остается? Пьянство, наркомания и грусть.
 
СПЕШИТЕ ДАРИТЬ ЦВЕТЫ.

Романс.

Сижу один в вечерний тихий час,
В движение душа моя приходит.
Я снова представляю рядом Вас,
А мысль моя слов нужных не находит.

Как прежде, рядом Вы,но так же далеки,
И вижу тот же взгляд неизгладимый.
Я мимо Вас иду, рассудку вопреки,
Шаг глупый совершив,  необъяснимый.

А в жизни есть всего лишь один миг,
Воспользоваться им мы не желаем.
Души своей неумолимый крик
Рассудочным поступком заглушаем.

Жизнь пролетела быстро, словно птица:
О тех, кто рядом был, — одно воспоминанье.
Полузабытые мелькают где-то лица,
Которые мне дарит подсознанье.

Спешите, господа, дарить цветы любимым!
Не надо забывать, что жизнь так коротка:
Пока горит душа огнём неугасимым,
Пока в твоей руке лежит её рука.

СИЛУЭТ.

В доме вечер окна зажигает,
К городу крадётся тишина.
Двор наш незаметно замирает,
Сокровенно я гляжу на два окна.

Может, за прозрачной занавеской
Промелькнёт любимая мне тень.
В моей жизни миг тот очень веский:
Жду его, готовлюсь целый день.

Вы давно уже жена чужая —
Счастливы, быть может, или нет.
Я при встрече с вами, замирая,
Лишь кивком приветствую в ответ.

И как только рядом вы пройдёте,
Становлюсь я сразу полным сил.
Может быть, когда-нибудь поймёте,
Что как я, никто вас не любил.

Помутнело от любви сознанье,
Жадно пью я в окнах нежный свет.
И стою я, затаив дыханье,
Чтоб увидеть мой любимый силуэт.

МОЛЧАНИЕ.

Влюблённых мы с тобой играем
Уже который год подряд,
И одного не замечаем —
Как мы прекрасны — говорят.

Мне надоело, я не скрою,
Всё время слышать этот вздор.
Я с охладевшею душою
Иду судьбе наперекор.

Мой нрав свободный, дерзновенный
Как ты смогла околдовать;
И дух неистов, вдохновенный
Одним лишь взглядом обуздать?
 
А для меня мой долг священный —
Все время быть возле тебя;
Твой — рассудительный, смиренный,
Смотреть с укором на меня.

Чем ты, скажи, меня сразила -
Я не могу никак понять.
Наверно, женственностью милой,
Которая тебе подстать.

И взгляд твой кроткий, молчаливый
Тайну какую-то хранит,
А мой — холодный и ревнивый —
За всё тебя благодарит!

Благодарю автора, Григория Покровского (Грищенко), за участие в нашем проекте.