- Где довелось служить? Были ли рядом люди, что помогли всё преодолеть?

 - В мае 1985-го из призывного пункта Егоршино эшелоном прибыл в Гайжюнай (Литва) – учебная дивизия ВДВ. Дали возможность выбора подразделений. Попросился туда, где труднее (чтобы получить максимальную пользу от службы – так я искренне рассуждал). Прошёл тест и был зачислен в разведроту 226-го полчка. Потом из неё вычленили один взвод для подготовки по «афганскому варианту». Тогда командиров разведывательных отделений (так называлась наша специальность) готовили на БМД-1, а в Афгане уже шёл переход десантной брони на БМП-2. Поэтому, наш разведвзвод перебросили в соседний 301-ый учебный десантный полк. Четвёртая сержантская рота, третий разведвзвод второго батальона. В октябре 1985-го пять с половиной месяцев «учебки» завершились лычками младшего сержанта на погоны и отправкой в Афганистан.  
По поводу товарищей – да, были. Хотя армия научила дружить и находить общий язык даже с теми, мимо кого на «гражданке» просто бы прошёл, а то и обошёл за три версты. Но это опять-таки уникальный опыт человеческого общения в концентрированной солдатской среде. Было много классных ребят, но Серёга Кротов с соседней койки постепенно стал мне в «учебке» как-то ближе всего. Позже в Афгане его снайпер – в голову…
Вообще, в "тяготах и лишениях" больше поддерживало то, что ты не один: вокруг такие же парни, им так же трудно. "Все проходили через это, и не ты первый – не ты последний"...
В двадцатых числах октября 85-го я уже был в Баграмском 345-ом ОПДП. Пришло нас «учебных» разведчиков пять человек в батальон, а в разведвзвод 2 ОПДБ (группировка «Анава») нужно было только двоих. Так по воле судьбы я попал в 5-ую ПДП, сначала оператором-наводчиком на БМП-2. Потом за 20 месяцев афганской эпопеи всякого-разного напробовался: и из миномёта научился попадать, и со щупом сапёрным по тропе ходил, и артиллерию корректировал, и окопы в скальнике долбил. Скучать было некогда. Пользу научился извлекать из всего, самого, казалось бы, никчёмного. По-другому там было нельзя! Были моменты – вешаться хотелось, честно. Но выдержал, смог...
Закончил службу гвардии старшим сержантом, заместителем командира взвода. Позывной в эфире у меня был «Шкаф». В нашем 345-ом полчке вообще сила ценилась. Взводный заставлял в тыжёлых «брониках» турник осваивать. Так я на одной руке научился подтягиваться – по три раза на каждой! Груз мог огромный тащить по-долгу. Сейчас самому не верится, что мы вытворяли…
С командирами не очень повезло. Только в июне 1987-го, как «залётчик» в предпоследнюю отправку, я убыл домой. По Афгану самые близкие люди – Витёк Погребняк из Томска, Толик Мокрецов из Симферополя. Вася Кондрашов из Курска. Много других ребят – «чётких гвардейцев», как у нас говорили.

- Орден Красной звезды - высокая награда для солдата. Когда и за что ты её получил?

 - Раньше, отвечая на такой вопрос, я рассказывал, как «накрывал» расчёт духовского ДШК, пленял моджахеда и прочее. Теперь, когда меня спрашивают об этом, в памяти встают сотни достойнейших парней, которые после Афгана не имеют на груди ничего, кроме «юбилеек». Встают в памяти горы разорванных "наградных листов", когда солдата "косили" от заслуженной боевой награды по дурацким бытовым обстоятельствам или капризу командира. Теперь обычно за «Звёздочку» я отговариваюсь: «...За то, что жив остался!». Это тоже правда.

- Сколько у тебя прыжков? После армии доводилось прыгать с парашютом?

 - В ДОСААФ перед армией совершил 3 (чтоб в ВДВ попасть!), в «учебке» ещё 4 добавил (разведке полагалось на один больше, чем остальным). Прыгал и после армии. «Крайний» раз – с вертолёта на учениях разведгрупп УрВО в 12 ОБрСпН (это отдельная история). Сейчас у меня 9 прыжков. Понимаю, маловато для ВДВ-шника. Но за количеством никогда не гнался. В Афгане дeсанты, как известно, не парашютировались, поэтому небесная романтика в душе, к сожалению, приугасла на фоне тех крылатых пехотинцев, что в Союзе ВДВ познавали.
Два моих сына: Андрей (19 лет) и Вячеслав (16 лет) тоже имеют парашютные прыжки. Даже тёща Антонина Васильевна прыгала (по молодости). Дочурке младшей Лизавете два годика, пока в стропы рановато. Мне идёт 42-ой год, но в свою очередь я никому не могу обещать, что больше не буду прыгать…

- Позже тебе приходилось бывать в Чечне. Что ты чувствовал, снова попав на войну?

 - Переживал больше, чем в Афгане, факт. Взрослому мужику есть много чего терять, кроме собственной буйной головушки. Но на Кавказе я был не с автоматом, приказ под пулями не выполнял. Ездил по своему желанию (пригласили, конечно) с шефскими концертами по нашим подразделениям МО и МВД. Гитара, гусли, казачья колёсная лира – вот моё оружие на сегодня. Но когда «вертушка» пролетает над руинами Грозного, каким-нибудь кишлаком или горящими «духовскими» нефтескважинами, такой холодок сквозит под поясницей…
В Чечне был два раза: весной 2001-го, и весной 2003-го. Пел ребятам об Афгане свои песни и записывал песни солдат и офицеров, сочинённые на передовой. После этих «командировок» родилось много уже собственных песен и стихов – произошёл очередной эмоциональный толчок в творчестве. До этого песен о чеченских событиях у меня не было, а дюже требовалось. Теперь вот заканчиваю песенный диск «Русский дождик или Командировка в Чечню» – творческий итог этих поездок.

- Как ты попал на съёмки фильма "Груз - 300"? Что в этой работе запомнилось больше всего?

- Заканчивался 1988 год. В Екатеринбурге (тогда Свердловске) в ДК «Урал» проходил «Вечер памяти». Мамочкам погибших вручали награды их сыновей. Группа "Голубые береты» осуществляла музыкальное сопровождение мероприятия.
Во время концерта один из моих товарищей-«афганцев» Анатолий Знаменщиков отправляет из зала на сцену записку, типа: «А у нас тоже есть «афганец», свои песни поёт…» Явно не собираясь прерывать ход концертной программы, «ГБ» продолжали. Но неугомонный Толик посылает ещё одну записку с подобным же содержанием. Короче, не то на третьем, не то на четвёртом послании Юра Слатов, понимая, что пришла неизбежность, зачитывает записку вслух и вызывает меня к микрофону.
Стоит сказать, что я совершенно не готовился к такому повороту, пришёл на мероприятие с супругой Натальей, настрой был совсем не песенный. Записки Толик инициировал самостоятельно (или судьба толкала его под руку?).
Куда деваться. Взяв гитару у Слатова, исполнил недавно написанную песню «Интернациональный долг». «ГБ» продолжили концерт. Подходит ко мне после мероприятия режиссёр Свердловской киностудии Георгий Кузнецов (оказался в зрительном зале), говорит: «Песня ваша понравилась. Как бы нам её в картину взять. Мол, фильм мы про Афган снимать намерены «Мост через реку Кунар»...
Отдал конечно, не жалко.
Записали в студии песню для фильма (слова я по просьбе режиссёра немного поменял), но дальше произошло необычное. Кузнецов отдаёт мне режиссёрский сценарий и говорит: «Со своими знакомыми «афганцами» просмотрите его. Всё, что считаете не настоящим – вычеркните, своё добавьте…». Так и получилось. Тогда «афганцы», кто работал в клубе «Десантник», отписали свои поправки, всё в режиссёрскую группу сдали. Получился не «Мост…», а «Груз…», хотя основа драматурга Месяцева осталась. Затянули всех нас на фото- и кино-пробы. Каждому из "афганцев" клуба «Десантник» роль досталась: кому больше, кому меньше. Мне выпал сержант Чебаков.

- Было ли желание сниматься ещё?

- Желания сниматься после «Груза» не возникало, поскольку актёрских амбиций не имел (откуда им быть!).

В «Грузе-300» играл, в принципе, самого себя, поэтому сложности не было – всё шло в один дубль! Егор Кузнецов (режиссёр, ныне покойный) звал позже в фильм про Александра Невского, но я не пошёл – настрой был другой. Однако так получилось, что несколько лет я проработал на телевидении, делал авторскую программу «Давно закончилась война…», так что съёмок было предостаточно, режиссёрской, операторской и монтажной работы – тоже.
А в кино всё-таки сниматься пришлось. В 2006 году попал в два фильма: научно-популярная картина об уральском собирателе былин Кирше Данилове (реж. А.Морозов), в кадре пел его древнерусские стихотворения, в гусли бряцал и другие древнерусские свистелки-гуделки. Второй фильм – художественный, «Золотой полоз» по сказам П.П.Бажова (реж. В.Макеранец). Скомороха там играл, на гуслях, смыке да волынке играл. Мелочь эпизодическая, конечно, но приятная мелочь оказалась. Музыкальные аранжировки народных наигрышей делал для этой картины. На сегодня имеются ещё кое-какие задумки и предложения по кино. Жаль, Свердловская киностудия в предсмертном состоянии...

- Какой из фильмов об афганской войне, на твой взгляд, ближе всего к реальности? Или же такой фильм ещё не снят?

-  Не знаю, нужен ли фильм, близкий к реальности. Кино – это искусство, со своими особыми, совсем не военными задачами. Думаю, война в кино должна быть другая, "специальная", да и невозможно снять всё, «как было» (всё равно кто-нибудь найдётся, скажет: «Брехня, всё было иначе…»)
Мне кажется, не так важно, чтобы фильм точно отображал боевые эпизоды. Куда важней «попасть» в психологию, переживания, чувства, мысли бойцов. Вспоминаю "На войне, как на войне" – один из лучших фильмов о Великой Отечественной. А ведь самой войны так – крохи. В этом смысле «9-ая рота» Бондарчука для меня – фильм не просто неудачный, а буквально опасный (серьёзно искажает суть нашего поколения и всей эпохи), несмотря на всю грандиозность материальных затрат. «Афганский излом» – на другой стороне этих весов. Грубое "равновесие", но пока примерно так…

- Когда пришло стремление заниматься творчеством всерьёз? Какой шаг был первым на этом пути?

-  Ах, Оля Сокина – девочка с передней парты! Первый стих-стишочек я сочинил ей. 14-летний пацан в нескончаемой разлуке летних каникул. Начитавшись Пушкина (по программе проходили), я «родил» свой первый опус – уже забытые пару строф (их не читал никто!). Дальше и всерьёз – уже в Афгане: первая военная песня «Какая разница, сержант…», первые стихотворные строчки – лирика...
Творчество на войне – особого рода. Это форма самообороны души! Живая человеческая душа защищалась от окружающей грязи. А дальше – кто на что матушкой-природой настроен: кто рисовал, кто сочинял, кто просто в гитару гремел. Отсутствие специального образования не мешало. Явление это было достаточно массово, как я заметил. Жаль, не все к своему творчеству отнеслись всерьёз, после службы забросили.
После армии я не помышлял о творческой карьере. После работы на авиационном заводе поступил в Пединститут, занимался на общественных началах с курсантами в клубе «Десантник». Жизнь сама направляла меня в нужное ей русло.
После выхода фильма «Груз-300» на экраны страны меня позвали в «турне»: несколько «главных героев» и режиссёр – мы ездили по Кировской области с премьерой картины. У каждого была своя копия фильма. Я вынужден был сделать 45-минутную песенно-поэтическую авторскую композицию об афганской войне. Перед каждым сеансом исполнял её под 12-струнную гитару, плюс о съёмках фильма рассказывал. Отрабатывал до 7 сеансов в день! Это был мой первый творческий (профессиональный, за деньги!) опыт-тренаж. Вечером в гостинице я падал в койку без чувств, но, вернувшись домой, понял, что ничем другим уже заниматься всерьёз не могу.
С этих самых событий 1989 года я отсчитываю свою творческую (сценическую) деятельность. В 2009 году ей будет 20 лет!

- Ты преуспел во многих творческих ипостасях, и все же кем себя считаешь больше: поэтом, художником, продюсером или, может быть, кем-то ещё?

 - «Преуспеть всерьёз» я бы, наверное, мог, углублённо занявшись чем-то одним: продолжая рисовать, как художник-график или оставшись учиться в театральном институте (поступил как-то, было дело, да сбежал вовремя). Бить в одну точку в этом случае эффективнее. Но меня всегда привлекала универсальность, многогранность, тем более предрасположенность к этому была природная.
С детства – и всю жизнь – в голове наивно сидело: "Настоящий мужчина должен уметь всё!" Служба в Афгане утвердила это понимание (освоил более десяти военных специальностей). Так шло и после армии. Из Афгана принёс с собой очень важное ощущение смерти, то есть я постоянно, почти физически, чувствовал её над собой. Поэтому торопился жить, соизмеряя свои шаги через призму смерти. Жажда жизни вела на различные поиски «преодолений» и «испытаний». Даже роды у жены со вторым сыном принимал дома без всяких акушеров сам.
С годами, по мере уменьшения жизненной энергии и увеличения житейской мудрости, кое-что упорядочилось, что-то отпало само собой. Не изменился принцип: ни коммерцией, ни чем другим – жить только творчеством! В общественной жизни сегодня я больше руководитель Культурного центра «Солдаты России», член Союза писателей России. В художестве – больше компьютерный дизайнер.

В музыке – больше народный музыкант-мультиинструменталист, гусляр. Но это «сегодня». «Завтра» может что-то измениться, хотя и не координально. Я стараюсь прислушиваться к жизни, понимать, чего она от меня ждёт.
Сам себя открываю, как книгу. Оказалось, что «там» дна нет. Я разрываюсь на части, не могу порой уделить должного внимания какому-то важному вопросу, какая-то серьёзная тема ускользает сквозь пальцы безвозвратно. Трудно. А по-другому не умею.

- Когда и как возник Культурный центр "Солдаты России"?

- Идея Центра во мне вызревала годами. После армии продолжал сочинять, выступал на фестивалях, концертах, лез со своей гитарой, стихами и афганской темой во все дыры. Я видел, как много вокруг «афганцев»-поэтов, бардов, художников. Мне всегда было малоинтересно заниматься только собой, своим творчеством (всегда чувствовал себя малой частичкой чего-то большого). Решил попробовать собрать, обобщить хоть что-то из «культурного наследия» афганской войны, поскольку именно этот багаж, этот опыт мне кажется по сей день самым ценным (созидательным!). Всё остальное, во многом – боль…
Сначала мы назывались Творческая студия «Лица». В 1995 году я собрал в Екатеринбурге несколько «афганцев»-бардов, нашёл мецената (тоже «афганца»), и мы записали диск «Афганский ветер-1». Студию арендовали у Саши Пантыкина (известный уральский композитор). Пошёл отсчёт нашим песенным проектам. Сейчас их более 60-ти, но с первого «Афганского ветра» официально отсчитывается время работы Культурного центра «Солдаты России». Позже вокруг КЦ объединились художники-«афганцы», было проведено более 30 выставок. Активно ведётся концертная деятельность, видеосъёмки документальных фильмов, многое другое.

- Что самое трудное в работе Центра, а что - самое интересное?

-  Самое трудное: заниматься, выживать творчеством – в принципе. Это и самое интересное.
Не просто найти спонсора на какой-то очередной проект. Не просто найти деньги за аренду площадей или ремонт помещения – многое чего «не просто», но это жизнь и есть. "Сбили с ног - сражайся на коленях. Встать не можешь - лёжа наступай!" Постоянный бой, хоть и чаще творческий. Благо, что сейчас есть своя студия, подобрался и устоялся гармоничный коллектив: талантливый звукорежиссёр Александр Кулаев, гениальный аранжировщик Рафил Минеев. Все универсалы – играют на всём! Вокруг хорошая творческая атмосфера с «горой» единомышленников.

- Волей-неволей приходится отбирать, оценивать произведения других людей. Каковы критерии оценки?
 
- В своё время, в начале поэтического пути я был довольно бит маститыми уральскими поэтами, которые говорили: «Так писать нельзя! Это плохо! Брось - это ремесло не для тебя!» и т.п. С тех пор у меня вышло три поэтических сборника и десятка три коллективных, но когда меня спрашивает совета или мнения новоначальный пиит, я говорю: «Уважаемый, никого не слушай! Пиши – и всё! Работай над собой, трудись над строкой. Это главное…»
Нельзя рубить крылья никому! Категоричность в творческом взгляде опасна. Авторство (независимо от качества) я уважаю больше всего – это явление! Оно для меня священно. А жизнь каждого уже сама расставит точки над i.
В начале творческого пути после Афгана много мне дало общение с Александром Новиковым и Риммой Казаковой. Спасибо им за поддержку!
На протяжении последних лет приходится немало работать в жюри: 5-6 фестивалей в год. Тут от оценок не отвертеться. На что я опираюсь в подобной работе? Внутреннее чувство гармонии, элементарный художественный вкус, сформированный годами общений, слушаний, обсуждений и прочего. Но не ошибается лишь тот, кто ничего не делает, поэтому удобнее работать коллективом единомышленников. А "судить" – самое неблагодарное в творческой работе.

- В чём видишь перспективы работы Центра и свои, как его руководителя?

 - В своё время витала идея на базе нашего КЦ сформировать при РСВА всероссийский творческий центр, типа ветеранского Министерства Культуры. Мы бы осилили, но дальше разговоров дело не пошло. Жаль… Ни финансирования, ни проектов «оттуда» не последовало. Большинство «афганцев» занимается зарабатыванием денег, не до культуры тут…
А мы что? Так и будем жить, работать, стараясь выпускать песенные диски к дню ПВ, ВМФ, ВДВ... Есть куча других проектов по видео, картинам, издательским делам, которые рассчитаны на десятки лет.

- Трудно быть известным человеком?

- Не знаю. Никогда им не был. Хотя, когда «Груз-300» по стране прокатывали, рикошетом зацепило: узнавали на улице и в общественном транспорте. Но это длилось не долго – фильм положили "на полку".
Если бы я обитал в Московской округе, скорее всего, всё было бы иначе. Но – «где родился, там сгодился». Екатеринбург – глубинка российская (хоть и с претензией на столичный понт). Я же с годами поймал себя на чувстве: чем больше меня во всём становится, тем тише и незаметней мне хочется быть. Известность же в узких кругах – не обуза…

- Откуда и как давно у тебя интерес к старине, творчеству предков, забытым инструментам?

- Когда рухнула советская идеология и в армии, как во всём обществе, шла идейная неразбериха, я, мысля уже, как руководитель Культурного центра «Солдаты России», естественным образом задался вопросом: а какие воинские традиции были у нашего воинства прежде? На чём веками стояла сила русских витязей? Какие песни прежде пели? На чём играли? Где корни воинской культуры? Так возник у нас «народный проект» по возрождению русской воинской инструментальной традиции и много различных ответвлений от него. Эта древнерусская тема в КЦ живёт около 10 лет.

- Писать песни трудно? Нет ли ощущения, что всё уже давно выплеснуто, написано, если не тобой, то кем-то ещё?

- Писать песни – по-разному. Например «Интернациональный долг» я писал пол года (точнее, вынашивал в ужасных муках). А «Полосатую натуру» сочинил минут за 20, не напрягаясь.
Давно известно, что «всё уже написано и сказано». Но это внешнее (теория), пыль. А внутри тебя что-то шевелится и просится наружу – несмотря ни на что! В этом всё дело...

- О чем ещё хочется написать?

- Не знаю. Считаю, что творческий человек обязан реагировать на всё важное, с чем соприкасается. Это его задача, его жизнь: уникальные обстоятельства, люди, переживания, взгляды, данные персонально ему – никому больше! Что даст мне судьба в следующий момент – не знаю. Дай Бог, творчески и интересно реагировать.

- Афганская песня - это явление? Какое будущее у неё, на твой взгляд?

- Вообще о воинской песне я бы мог написать целую диссертацию (предлагали!). Любое творчество – тайна в первую очередь. Стоят по всей стране бронзовые, каменные изваяния – памятники солдатскому мужеству, подвигу защитников. У нас в Екатеринбурге на площади Российской армии мемориал «Чёрный тюльпан». А памятник солдатской душе? Где он? Это песня и есть! Будь то афганская или чеченская тема. В песне живой эмоциональный нерв, чувственный опыт, который заставит сопереживать любого, кто ещё способен это делать. Песня передаёт боевой дух. Песня об Афгане (или Чечне) легче воспринимается посторонними людьми, чем прозаический рассказ об этих же событиях. Но это эмоциональный и персональный слепок конкретного времени, в последующем – это лишь память...
Много слоёв и граней у воинской песни, поэтому обойдёмся этими скупыми строчками. Добавлю только одно полезное жизненное воспоминание.
Как-то в 2003 году ездил на годовщину 56-ой ДШП в Камышин. Командир полка говорит: "Пополнение пришло очень трудное, попел бы ты им солдатских песен, рассказал чего..."
Гитара была при мне. Усадили весь новый призыв в клуб. Полтора часа я им песни о ВДВ, Афгане и Чечне пел, разбавляя полезными воспоминаниями о собственной службе. Подходит КэП после и восклицает: "Ты не представляешь! Ты ж мне работу целого политотдела на год выполнил!.."
 
- Ты требователен к себе в творчестве и жизни?

 - Очень. Простить я стараюсь (учусь) любого, кроме себя. Хотя с годами ленивей стал, признаюсь. Уставать стал больше, поблажки допускаю...

- Есть ли люди, чей авторитет для тебя важен или даже непререкаем?

 - Да, таких много. Нет смысла перечислять все имена. Авторитет для меня складывается из поступков, которые человек совершил над собой, а особенно для общего дела. Мы все умеем жить для себя. А вот для других, для общей цели (как в Афгане)… "Сужу о дереве по плодам" - всё просто. Хотя о "непререкаемости" – я бы не стал так категорично. "В разведке каждый имеет право голоса!" – правильно подмечал гвардии прапорщик Волентир...

- Какие качества считаешь наиболее ценными в людях?

- Верность (преданность). Ответственность. Чуткость.

- У тебя большая семья, что в последнее время - редкость. В чём секрет семейного счастья?

- Не знаю универсальных рецептов и секретов. Основа жизни – любовь. Это Дар. Не знаю, как Господь распределяет Его, но мне перепало. В Афгане это чувство, не имея возможности нормально реализоваться, копилось и достигло максимальной концентрации. По сей день живу на тех "запасах". Кроме того, в Афгане – было дело – меня здорово подводили (мягко сказано). Помятуя об этом, я никогда такого сам постараюсь не допустить – ни с другом, ни со своей женой (боевой подругой), ни с собой.
Семейное счастье – это Со-Творчество. Жертвенность – его стержень. А для деток – давно известно – живой родительский пример – лучшее воспитание. Жаль, что детей маловато, мне бы пяток – в самый раз!

- Какими ты хотел бы видеть своих детей в будущей, взрослой жизни?

- Старший Андрей уже почти месяц в армии служит, скоро Присяга. Попал по призыву в Тульскую дивизию ВДВ. Ему сейчас тяжко (звонил по сержантскому «мобильнику»), а отцовское сердце грустит – и радуется, что династия дeсантов продолжается.
У каждого человека своя судьба, свой путь. Всяк рождается со своей "задачей". Стезю своих детей я не ведаю. Пусть они вырастут, кем должны вырасти (мешать «в добром» не буду). Сынки – мужчинами настоящими, а дочка – настоящей русской женщиной, мамочкой счастливой! Лучшие человеческие качества, которые мы пытались и пытаемся в них взращивать – вот это бы пронести, не расплескать на кривых ухабистых дорожках жития. А кем станут – дело третье...
Хочу огромную кучу внуков!

- Впереди - Новый год, время чудес и мечтаний. Чего ждёшь от него, чего желаешь себе и всем нам?

- Новый Год для меня – это просто что-то очередное. Да – весёлое, да – праздничное, шумное и яркое, но – очередное. Скоротечное. Продолжение старого, как не крути.
И всё же… Мира всем! Если друзей – то верных! Если любви – то преданной! Если здоровья – то десантного! И будем помнить то, что мы пережили – ту часть истории, которая доверена нам. Нужно помнить, нужно рассказывать, писать, петь – сохранять и передавать. Кроме нас некому…
Храни вас Бог!

Омск-Екатеринбург, 1 декабря 2007 г. от Р.Х.

P.S. Евгений, по его собственному признанию, "человек не интернетный", - его не встретишь на форумах и в чатах, но электронный адрес buntov@list.ru - всегда "в работе"!