Сайт "Автомат и гитара"

[Автомат и гитара]

Невозможно представить себе историю "афганской" песни и вообще "афганского" культурного слоя без личности генерала Куценко. Кто не знает, например, песни "Голубые береты" в исполнении одноименного ансамбля?.. Его стихи и песни, его картины и рисунки - словно зеркало той войны.
К сожалению, на нашем сайте размещена лишь очень небольшая часть стихов Виктора Куценко: http://avtomat2000.com/kucenko.html

О Викторе Куценко из книги В. Огрызко "Песни афганского похода":

КРОВЬЮ СЕРДЦА СТРОЧКИ ЗАПЕКЛИСЬ.

По мере того как наша страна и армия всё глубже увязали в афган-
ских проблемах, изменялись настроения и русского воинства. Если в 1980
году большая часть офицерского корпуса искренне верила в романти-
ческие порывы лидеров Афганской революции и считала всех афганцев
советскими друзьями, то спустя несколько лет многие военные стали
думать совершенно по-другому.
Понятно, что разное отношение к Афганистану и его народу было
вызвано неодинаковым опытом и положением нашего воинства. Резко
отрицательный взгляд на жителей этой страны исповедовали в основ-
ном спецназовцы и солдаты из разведрот. По-иному складывались кон-
такты с местным населением у военных советников, или у мушаверов —
так их называли сами афганцы. Может, потому, что они увидели жизнь
восточных племён как бы изнутри. Как, например, генерал Виктор Ку-
ценко, с сентября 1984 года по сентябрь 1987-го служивший советником
у командующего инженерными войсками афганской армии.
Это человек с очень непростой биографией. Мальчишкой он пере-
жил немецкую оккупацию. В юности ему хотелось стать архитектором.
Но волею случая судьба связала его с армией.
Первый удар на Куценко обрушился двадцать второго июня 1941 года,
когда в родную деревню Курсавка из Ставрополя пришло известие о смер-
ти отца — во время краевой партийной конференции, будто бы от пище-
вого отравления. Другие испытания добавила начавшаяся война.
В начале августа 1942 года немцы вплотную приблизились к Курсав-
ке. Матери Куценко районные власти сказали, что их семью эвакуируют
первую очередь. Целый день она просидела с узлами на пороге дома,
о обещанной подводы не дождалась. Не видя другого выхода, мать с
десятилетним сыном решила уходить из деревни пешком. Однако через
шестнадцать километров они вынуждены были повернуть назад, ибо нем-
цы опередили их.
Страшные тогда семья Куценко пережила дни. Виктор Павлович до
сих пор помнит картины отхода наших войск. Солдаты проходили через
Курсавку пешком, грязные, небритые, в разорванных гимнастёрках. А
немцы, наоборот, въезжали в деревню на мотоциклах, сытые, самодо-
вольные, с иголочки одетые.
Три дня в Курсавке царило безвластие, за которым последовал сущий
ад. Каждое утро мать Куценко вместе с соседками полицаи выводили на
улицу и гнали на ремонт железнодорожных путей. В деревню женщины
возвращались ближе к полуночи с нищими пайками для голодных дети-
шек.
Всё изменилось в январе сорок третьего. В те дни всё вокруг Курсав-
ки горело и полыхало. Мать Куценко очень боялась, как бы немецкие
или наши снаряды ненароком не угодили в дом. Подвала у них не было.
Поэтому сына и двух своих подруг с детьми она заставила спрятаться под
кровать. Так под кроватью они вшестером и прожили трое суток.
И вдруг 17 января в пять утра стук. Все замерли. Кто бы это мог быть?
Но тут послышалась родная русская речь. Все побежали к двери. А на
пороге — парень в маскхалате. Женщины втроём как повисли на нём и
зарыдали.
А главное — в Курсавку вернулась совсем другая армия, которая мало
в чём походила на понуро плетущиеся колонны лета 42-го года. Совет-
ские войска ворвались в Курсавку на танках. У солдат были уже не вин-
товки, а автоматы. Буквально на второй день после освобождения села
какой-то армейский ансамбль устроил на центральной площади концерт.
Люди повылезали кто откуда: из-под камней, каких-то развалин, подва-
лов, блиндажей. Этот настрой победы остался в Куценко на всю жизнь.
Позже о своей деревне он напишет такие строки:

Курсовка, Курсавка, ты дом мой родной,
Вдоль улицы Красной — акации строй,
Весёлая речка в крутых берегах
Да милое детство на быстрых ногах.
Огромное небо в степной тишине,
Зовущие вдаль облака в вышине.
За ними ушёл я на мир поглядеть,
Земля захватила в свою круговерть.

Окончив Ставропольский архитектурно-строительный техникум,
Куценко поехал пытать счастья в Ангарск. Он думал, что отправился на
стройки коммунизма. Но оказался в окружении зэков, строивших нефте-
комбинат. Куценко, как молодому специалисту, доверили отдельный
объект — больницу на 300 мест. С заданием он справился блестяще и уже
хотел браться за новую стройку, незнакомые отговорили. «Виктор, здесь
ты среди зэков пропадёшь, — уверяла его главврач, — поезжай-ка лучше
в Ленинград в военно-инженерное училище». Куценко так и поступил.
И потом девять лет он провёл в Туркестанском военном округе, затем
служил в Германии и уже оттуда получил назначение в Москву.
Очередной крутой перелом в его судьбе произошёл осенью 1984 года.
Маршалу инженерных войск Аганову очень понравились проведённые
на базе Алабинской дивизии показные занятия для кубинских военных,
и он поинтересовался, как долго Куценко находится на должности на-
чальника штаба инженерных войск округа. Четыре года. «Не надоело?»
— «Надоело». И тогда Аганов осторожно повёл речь о том, что кадрови-
ки полгода не могут подыскать замену нашему советнику командующе-
го афганскими инжвойсками. Это был единственный раз, когда Куцен-
ко, недослушав начальника, перебил его короткой репликой: «Я согла-
сен». Аганов пытался пояснить, что в Афганистане Куценко ждёт не про-
гулка, а война, на которой всякое случается, вон уже сколько полковни-
ков отказалось от службы «за речкой». Но Куценко оставался непрекло-
нен: «Я согласен». Разговор с маршалом у него состоялся второго сен-
тября, а уже одиннадцатого он принимал дела в Кабуле.
— Я прилетел в Кабул с гитарой, — вспоминал позже Куценко. — Меня
встретили как пижона. Из-за гитары некоторые генералы поначалу ду-
мали, что я не умею воевать. А это не так.
Первые впечатления у Куценко от Афганистана были неоднозначные.
— Я понимал, — говорил мне Куценко в одну из наших встреч весной
1995 года, — что наше дело правое. Но мне также было ясно, что нашу
армию подставили, что многие люди гибли «за речкой» не за идею, а рас-
плачивались за ошибки политиков. Я уже через три месяца осознал, что
мы не так воюем. По рассказам знакомых генштабистов я знал, что в своё
время маршал Огарков предлагал ввести в Афганистан сразу три армии:
две армии должны были прикрыть границы этой страны с Пакистаном и
Ираном и третья армия должна была охранять транспортные коммуни-
кации. Внутри же Афганистана, как Огарков считал, пусть воюет мест-
ная армия. Когда я приехал в Афганистан, строительство этой армии уже
было, по сути, завершено. Афганцы имели неплохой офицерский состав,
хорошее вооружение. Вот и надо было им дать полную свободу действий.
В конце концов наши военные служили в Афганистане только два года и
потом заменялись. Мало кто из них изучал обычаи местных племён. А
афганские командиры воевали по 5 — 8 лет и хорошо знали психологию
своего народа. Но наши стратеги решили, что воевать должны бок о бок
и советские, и афганские войска. И что из этого получилось? Когда слу-
чались неудачи, советские и афганские генералы обвиняли друг друга.
Кому это было на пользу?! Вот почему я застал среди нашего офицерско-
го корпуса сильное брожение. Офицеры прямо говорили: если афган-
ская армия практически не воюет против моджахедов, то зачем это нам
надо? Может, поэтому в 1984 — 1987 годах в Афганистане широкое рас-
пространение получили не только боевые, бравые, но и упаднические
песни, особенно у солдат. Вообще сломленные люди на любой войне
встречаются. Афганистан — не исключение. Да, лично я упаднические
песни никогда не принимал. Но запрещать их было глупо. Я считаю, что
в ответ политработники должны были культивировать или популяризи-
ровать другие песни. Не знаю, почему начальство так боялось кассет с
записями Кирсанова. Вот какие песни у офицерского корпуса поднима-
ли дух. Я это испытал на себе. Мы ведь в Союзе «афганских» песен не
слышали. Я в Афганистан приехал с одним настроением. Многое не знал.
А потом попал на первую боевую операцию. Когда возвращался в Кабул,
один знакомый офицер принёс кассету и сказал: «Это Кирсанов. Сове-
тую послушать». Если я скажу, что испытал шок, это будет только частью
правды. Я нашёл в Кирсанове близкого мне по духу романтика афган-
ского похода. Потом я открыл для себя песни Морозова. Но и Кирсанов,
и Морозов, они служили в Афганистане до меня. А в моё время лучше
всех боевой дух 40-й армии почувствовал Валерий Петряев. Я тоже кое-
что сумел написать в Афганистане.
Однажды афганцы попросили, чтоб Куценко проинспектировал кре-
пость Бангшет, расположенную у самой границы с Пакистаном. Кабуль-
ские власти разместили там свою пограничную бригаду и хотели, чтоб
Куценко помог афганским офицерам на месте разобраться с минными
заграждениями и огневыми точками. Но буквально через неделю кре-
пость вдруг окружили моджахеды. Они заняли все ближайшие сопки и
били по правительственным войскам прямой наводкой. Как потом при-
знавался Куценко, рассчитывать на помощь наших десантников не при-
ходилось, хотя связь с ними была устойчивой.
— Мешали сильные дожди, — вспоминал Куценко. — Вода на под-
ступах к крепости поднялась на два с лишним метра. Ни проехать, ни
пройти. Из-за сплошного тумана вертолёты подняться в воздух не мог-
ли. У нас стали кончаться боеприпасы. Появились первые потери. От
осколка в живот погиб советник пехотной афганской дивизии Николай
Коршунов. В правительственных войсках понимали, что стоит сдать мод-
жахедам всех мушаверов - так называли советских советников, как оса-
да крепости прекратится. Но никто наших военных не выдал. Борьба про-
должалась целый месяц. В конце концов осаждённые с большим трудой
прорвались через перевал в Хост. У нас тогда погибли ещё четыре совет-
ника.
По горячим следам Куценко сочинил тогда песню «В котле»:

А мы в «котле», обложены вокруг,
И к вою мин, ракет уже привычен слух.
Боеприпасов нет, нет с воздуха подмоги,
Колонна к нам застряла в полдороги.

Эта ситуация, как и многие другие, убедили Куценко в том, что дале-
ко не всегда наши ребята были правы, когда упрекали афганские войска
в ненадёжности. Да, в Афганистане разное случалось. Но вот как Куцен-
ко забыть 24-дневный переход в отдалённый афганский гарнизон Бари-
кот, куда вела сквозь скалы всего единственная, со всех сторон простре-
ливаемая дорога, но и ту моджахеды разрушили почти до основания.
Куценко возглавил тогда отряд обеспечения. В его задачу входило про-
ложить путь для 180 машин с боеприпасами и продовольствием.
В те дни Куценко помогали сто афганских каменщиков. В чалмах, с
бородами, они буквально из руин восстанавливали свою дорогу жизни.
В минуты передышки многие из них подходили к Куценко и говорили,
что вот самим им в жизни учиться не пришлось, так пусть дети узнают,
что такое школа, и за одно это они готовы сложить свои головы. И это
были не просто слова. Во время одного издушманских обстрелов Вик-
тора Куценко спас находившийся рядом афганский офицер Омар, кото-
рый прикрыл его собой. Впоследствии советский генерал посвятил ему
песню «Ну что сказать тебе, Омар?..», в которой советник командующе-
го инженерными войсками афганской армии признавался:

Мне не забыть поход на Барикот!
Протяжный крик сорвавшегося в пропасть.
И наш насквозь прошитый вертолёт,
Свистящую пробоинами лопасть.

Однако многим именитым советским поэтам переживания наших
солдат были абсолютно неведомы. Профессионалы об Афганистане, увы,
писали лишь эпизодически, да ещё в привычном русле, как в мирном
Союзе. Афганская война не перевернула души писателей. Как справед-
ливо заметил Куценко в стихотворении «Набат», «но у поэтов вдохнове-
ние афганской темой не зажглось».
Само это стихотворение Куценко сочинил в своё время как вызов
профессионалам от пера и пишущей машинки, и в первую очередь как
вызов Евгению Евтушенко. Куценко был поражён тем, как литератур-
ный мир, никак не реагировавший на разгоревшиеся «за речкой» страс-
ти, мог столь долго обсасывать в печати пацифистскую, а главное—без-
дарнейшую поэму «Фуку», вознося её в ранг явления планетарного мас-
штаба. Очень чётко передал он отношение армии к затянувшемуся мол-
чанию писателей по поводу афганской войны: «Вот и бытует самодель-
ный фольклор воюющих ребят, а в равнодушье беспредельном молчит
художников набат!»
Да что говорить о литераторах. Не всегда Куценко удавалось находить
взаимопонимание даже с непосредственными начальниками. Особенно
ему не повезло, когда после Григория Салманова главным военным со-
ветником в Афганистан прислали бывшего командующего Приволжским
аоенным округом Владимира Вострова. Какие только сногсшибатель-
пью идеи не посещали этого самовлюблённого генерала! Однажды он
предложил затопить ущелье Панджшер, чтобы ни один душман больше
не смог оттуда просочиться в соседние кишлаки. Куценко взял карту. При-
кинул. Получилось, надо возводить целую плотину: 150 метров в осно-
вании, 300 метров в высоту и 300 метров в ширину. Разумно ли это? Но
Востров ни каких доводов и слушать не хотел. «Ну и стройте», — вот был
его ответ. Генерал не понимал, что в таком случае надо было собирать в
одну кучу все находившиеся в Афганистане инженерные войска и пол-
тора года заниматься только стройкой. Хорошо, что вмешался руково-
дитель Оперативной группы Министерства обороны СССР в Афгани-
стане Валентин Варенников и отменил приказ Вострова.
Хотя справедливости ради замечу, что генеральское звание Куценко
получил в какой-то мере благодаря Вострову. До этого Салманов три раза
отправлял в Москву представление на Куценко. Но кадровики почему - то
то не спешили с оформлением документов. Четвёртую бумагу, оказав-
шую решающее значение, посылал уже Востров.
Вместо плановых двух лет афганская командировка Куценко продол-
жалась три года, причём последние два — без отпуска. Вдали от дома от-
душину генерал находил в песнях и в живописи. Перед возвращением в
1987 году в Союз он оформил для музея афганских вооружённых сил в
Кабуле панораму «Взятие базы Джавар (под Хостом)». Конечно, надеял-
ся, что делал если не на века, то на десятилетия — точно. Не верилось, что
Кабул вскоре после нашего ухода будет растерзан враждующими груп-
пировками моджахедов, а сама панорама окажется уничтоженной.
Хотя с песнями Куценко тоже везло далеко не всегда. Сколько ему
пришлось выдержать бессмысленных запретов. Так, политработники
даже уже в последние годы афганского похода не разрешали армейским
коллективам исполнять последний куплет из «Песни о Хосте». В 3 - ем
куплете Куценко вспоминал про интриги англичан и делал выводы, что
мы не научились из истории извлекать уроки. Политработники узре-
рели в этом страшную крамолу. I
В другой раз они хотели изъять из репертуара ансамбля «Каскад» пес-
ню «Так почему сегодня не спеть...». Раздражение вызывали такие строки:

Ну что с того, что не рейхстаг мы штурмовали,
Ну что с того, что в нашу честь не грянет медь.
Ведь мы сегодня высоту отвоевали.
Так, почему сегодня нам не спеть.

Политработники полагали, что эти строки способны вызвать антаго-
низм между участниками Великой Отечественной войны и воинами-"аф-
ганцами». Глупо. Но сколько лет прошло, прежде чем Куценко смог вос-
становить авторскую редакцию.
Неоднозначно воспринимал песни Куценко и наш генералитет. Вик-
тор Павлович однажды признался мне:
—Душой большинство генералов чувствовали, что «афганские» пес-
ни нужны. Многие понимали, что нет в этих песнях никакой крамолы, а
есть боль за судьбу нашей Родины. Я никогда не забуду генерала Ерем-
чука. Это здоровенный мужик, огромного роста, добряк по натуре. Он
когда слушал мои песни, вдруг заплакал. Может, предчувствовал, что
случится потом. Ему ведь пришлось потом Чернобыль усмирять. А пос-
ледние годы Еремчук уже не вылезал из госпиталя. Варенников, как мне
кажется, понимал суть «афганских» песен. Во всяком случае, когда моя
афганская командировка подход ила к концу, он попросил, чтоб я для него
записал свою кассету. Бывший командующий 40-й армией Родионов
тоже очень был чувствительным человеком и, по-моему, высоко ценил
офицерские романсы. Но были и другие люди. Помню, мне перед воз-
ашением в Союз предложили дать в Кабуле для военных советников
прощальный концерт. Так вот один начальник очень долго потом мне
выговаривал: мол, что хорошо для мальчишек-лейтенантов, то никуда
не годится для элиты. Начальник прямо мне сказал, что я своими песня-
ми генеральское звание только позорю.
Ещё больше неприятностей Куценко пережил, когда, возвратившись
в Союз, осенью 1987 года сдал в Воениздат рукопись сборника своих пе-
сен. Редакторы и военные цензоры придирались чуть ли не к каждому
четверостишию, в одном месте требовали убрать географические назва-
ния, в другом — заменить строчку, в третьем — сократить куплет. И лад-
но, если бы редакторы преследовали цель повысить художественный
уровень книги. Нет же, причина была другая — мол, генерал разглашает
в своих песнях военную тайну, раскрывает дислокацию советских войск
в Афганистане и тактику ведения боевых действий. Кажется, какая чушь!
Куценко возмутился и отказался переписывать свои песни. Тогда в Воен-
издате с сознанием исполненного долга рукопись генералу завернули, и
лишь через несколько лет песенный сборник Куценко был выпущен из-
дательством «Молодая гвардия».
Не всё так просто оказалось с делами по службе. После возвращения
из Афганистана Куценко был назначен начальником факультета Военно-
инженерной академии. Однако не нашёл общего языка с новым командо-
ванием. В какой-то момент начальник академии ему заметил о себе, мол,
хорошо, что в своё время не ввязался в «афганскую авантюру». Боевому
генералу услышать такое было и горько, и противно. Куценко воспринял
откровения начальника как предательство памяти погибших ребят и бро-
сил на стол рапорт об отставке. Потом он жалел, что смалодушничал. От-
пор надо давать по-другому Но что после драки кулаками махать...
В одной из песен уже 90-х годов Куценко напишет:

А жизнь идёт. Одно крыло — прострелено.
А впереди над пропастью карниз.
Несут нас крылья, как судьбой повелено:
Одно — вперёд, другое — тянет вниз.

Что тут добавить ?

[Андрей]

Наташа, спасибо большое за рассказ было очень интересно прочитать.

[Автомат и гитара]

В принципе, хочу продолжить публикацию на форуме серии подобных рассказов и статей. Хочется верить, что такие вещи интересны участникам форума. Все зависит от времени... Добавления, мнения, вопросы приветствуются. Они - источник и залог движения вперед.

[Андрей Николаев]

Ната, спасибо!
Залпом прочитал.
И в конце, как по живому:
"А жизнь идёт. Одно крыло — прострелено...".

[Автомат и гитара]

Продолжаем.

Предисловие к сборнику стихов В.П. Куценко "Тем, кто побывал в Афганистане".
Автор - Петр Ткаченко.

"Что бы мы ни говорили, живут еще в нас стереотипные представления. Ну скажи я кому-либо, что встретил замечательного, одаренного человека — генерала... И в ответ жду уж если не откровенной иронии, то, во всяком случае, сомнения. Видимо, для таких стереотипов были и есть еще основания. Ведь мы помним притчу о том, как мужик двух недотепистых генералов прокормил. Теперь вот знаем судебное «чурбановское» дело, «герой» которого за неполных девять лет путями неправедными от полковника «дорос» до генерал-полковника...
Но я действительно встретил интересного, одаренного человека — генерала.
О нем можно было бы рассказать как о сапере, прошедшем трудную школу коварной минной войны в Афганистане, где был он с сентября 1984-го по сентябрь 1987 года мушавером, как называют афганцы наших советников. Можно было бы рассказать о том, как учил он непростому саперному ремеслу афганских воинов, как воевал бок о бок с ними. И это, не сомневаюсь, была бы трогательная повесть. Ведь участие В. Куценко в боевых действиях отмечено орденами Красного Знамени, Красной Звезды, афганским орденом Красного Знамени. Но можно было бы рассказать о нем и как об одаренном художнике, не расстающемся с карандашом и блокнотом даже в самые напряженные моменты жизни. Художнике, создавшем уникальную, видимо, единственную в своем роде изобразительную летопись событий, участником и очевидцем которых он был. Но я узнал его прежде всего как автора и исполнителя современных воинских песен. Получил как-то очередную кассету от «афганцев», была там и эта, вроде бы традиционная, но своеобразная и характерная песня, несущая в себе и тревогу, и боль, и оптимизм: «Время выбрало нас, закружило в афганской метели. Нас позвали друзья в грозный час, мы особую форму надели...» Были на кассете и стихи:
Идут в атаку молча, стиснув зубы.
Призыва нет: «За Родину, вперед!»
Лишь матернут запекшиеся губы
С горы в упор хлестнувший пулемет.
Здесь все другое, не Москва за нами.
Не топчет враг родимые поля.
Пылит земля чужая под ногами.
И все же дорогая, как своя...
Автором песни и стихов оказался генерал-майор Виктор Павлович Куценко — сапер, художник, поэт, автор и исполнитель песен. Позже, когда мы познакомились с ним, он показал свои многочисленные блокноты с рисунками, картины, над которыми работает и сейчас. Сколько лиц предстало передо мной, пока листал его блокноты, может быть, только здесь и запечатленных, ведь там, на войне зачастую было не до фотографий. Да и недоброй приметой считалось фотографироваться в боевой обстановке...
Но то, что меня так трогало, кое-кому показалось не то что 'непривычным, а прямо-таки кощунственным, чуть ли не легкомысленным — генерал... с гитарой. Во всяком случае, после телевизионного конкурса солдатской песни и телепередачи «Служу Советскому Союзу» с его участием говорили Виктору Павловичу о том, что он-де роняет в глазах общественности представление о высоком воинском звании... Не думаю, что говорили это его подлинные товарищи. Я слушал гитарный перебор, его песни о пережитом, о боевых друзьях:
Тот, кто побывал в Афганистане,
Вспоминать о нем не перестанет...
Так привычно говорим мы о поэтах фронтового поколения, что поэтами их сделала война. Этот стереотип справедлив лишь в том смысле, что экстремальные боевые условия, конечно же, пробудили в их душах некие потаенные живые струны. Но ведь строки скольких поэтов оказались оборванными пулей... По поводу этой традиционной формулы Сергей Орлов с горькой иронией как-то заметил, что «война делает не поэтов, а покойников». И действительно, мы ведь никогда не узнаем, сколько талантов унесла минувшая война. И можем только гадать, задаваться вопросом: а не было ли среди погибших в Афганистане того поэта, выразителя своего поколения, которого мы так ждем?..
Война ли в Афганистане сделала В. Куценко поэтом, песенником, художником? Да нет, рисовал и пел он всю жизнь. Конечно, участие в боевых действиях обострило его восприятие мира, развило его дарование. Но, будучи еще комбатом, майором, написал он песню «Полигоны», которую исполняли не только в его подразделении, но и включили в репертуар ансамбля группы войск, а окружная газета опубликовала о нем статью «Командиры уходят, а песни остаются».
И никогда он не считал для себя зазорным в солдатской курилке поговорить по душам, взять в руки гитару и спеть вместе с подчиненными. И на волейбольную площадку или на футбольное поле выйти с ними.
И это не только не роняло его командирского достоинства, а наоборот, укрепляло среди подчиненных авторитет. То есть был он всегда, как принято сейчас говорить, неформальным лидером. Лидером не только по служебному положению и уставным обязанностям, но по душе, по призванию, по редкому умению понять подчиненного, войти в его положение и этим увлечь за собой. Эти свойства его личности прежде всего и проявлялись в Афганистане.
Есть у В. Куценко альбом портретных рисунков, который ему особенно дорог. Называется он «Альбом моих друзей». Любопытна его история. Виктор Павлович особенно любил рисовать в Афганистане людей — и своих боевых товарищей, и афганских воинов. Портретные зарисовки ему удавались особенно. И тут же он раздавал рисунки на память. Кто-то из офицеров втайне от художника догадался собрать их, размножить, переплести в альбомы и вручить каждому, чьи портреты вошли в него, в том числе и автору.
Из его стихов, песен, по его рисункам я узнавал о событиях, пожалуй, больше, чем из газетных статей и публицистических книг. Ведь это были особые, ничем не заменимые, эмоциональные исповеди. Из его песен и стихов я узнавал конкретные судьбы, интересных людей, с которыми сводила его судьба на горячей афганской земле.
Да разве забудешь взятие душманских складов с оружием в Джаваре? Потом Виктор Павлович совместно с афганскими художниками сделал для музея народной армии диараму «Взятие Джавары». Есть в музее и картина В. Куценко «Переход через перевал Нарай». А разве забудешь двадцатичетырехдневный переход на Барикот. Душманы так разрушили горную дорогу, что почти ее не заминировали. Провалы а дороге достигали семидесяти метров глубиной. После Барикотской операции Виктору Павловичу душманы подбросили записку, в которой говорилось о том, что он построил хорошую дорогу, мо она все равно будет взорвана... Послание это так и начиналось: «Мушавер, Куценко...» Но колонна вернулась из Барикота благополучно.
В том походе афганский офицер Омар спас Виктора Павловича при обстреле, прикрыв его собой... Оба остались живы и на всю жизнь стали друзьями, братьями. Это ему, Омару, посвятил Виктор Павлович стихи:
Ну что тебе сказать, мой друг Омар?
Вот и пришла пора нам расставаться.
Я ухожу, не загасив пожар,
Ты остаешься до конца сражаться.
В твоих глазах печаль. Упрека нет.
Ты говоришь, что рад моей удаче.
Я жив и цел. И не было тех лет...
Все позади, как быстро время скачет.
О, как устал и ты и твой народ.
Груз с каждым днем сильнее давит плечи.
Я ухожу. С годами боль пройдет.
Но память будет жалить бесконечно.
А разве могло не отозваться его сердце на гибель подполковника Николая Коршунова при переходе из Чемкани на Хост? Он был тяжело ранен осколком снаряда. Двое суток он умирал на руках боевых товарищей. А спасительные вертолеты не могли сесть из-за ненастья. Когда же появилась дыра в сплошном тумане и вертолеты сели, было уже поздно. Потом Виктор Павлович написал пронзительные стихи, посвященные подполковнику Коршунову. Вошел в его стихи и полковник Владимир Кайдаш, погибший под Боянхейлем, когда его бронетранспортер налетел на управляемый фугас...
Где ты сейчас, медсестра Нинуля, как звали тебя раненые и друзья? Как сложилась твоя жизнь? Так внимательно смотришь ты на нас с цветного карандашного рисунка. В твоих зеленоватых глазах — свет печали и добра, усталости и силы...
Среди песен есть у него, к примеру, «Песня о Хосте». Хост — городок на границе с Пакистаном, положение в котором все время было напряженным. Но песня получилась бодрая, даже задорная. Я спросил у него, почему тон ее как бы не соответствует ситуации, там складывавшейся. И Виктор Павлович рассказал, что песня посвящена подполковнику Михаилу Караеву, что ему хотелось передать характер ее героя.
— Миша Караев был человеком неунывающим, хорошо пел, — рассказал Виктор Павлович. — Однажды он попросил написать песню о Хосте. Долго она мне не давалась. Не мог я написать ее грустной, хотя бывало там всякое. Но Хост я воспринимал через таких людей, как Миша. Песню я все же написал. Но услышать ее Михаилу Караеву не довелось...
Есть город в приграничье с Пакистаном,
Матун его назвали до Корана.
А нынче это Хост,
И путь к нему непрост,
С Кабулом связь одна —
Воздушный мост.
О, Хост, за сотни верст
Вокруг него душманская блокада.
Что ни гора, то пост,
Траншеи в полный рост, Гранаты рвутся тут, и там,
и рядом.
А потом мы летели с Виктором Павловичем в Ашхабад на первый Всесоюзный сбор воинов запаса. Там я и убедился, как песни его связаны с судьбами конкретных людей.
Он снова вспомнил о Хосте, о Караеве. Мы и не подозревали, что в Ашхабаде произойдет неожиданная и такая трогательная встреча с героями его песни. Ведь именно там живет Светлана Атаевна Караева, жена Михаила Караева; кстати, тоже бывавшая в Хосте, по Хосту и знавшая Виктора Павловича, и ее сын Довлет. Виктор Павлович и сам не знал, что похоронен Миша Караев в Ашхабаде. Узнали мы об этом совершенно случайно, услышав в штабе знакомую фамилию.
А через несколько дней, когда участники ашхабадского сбора возлагали цветы на могилы воинов-интернационалистов, у могилы Караева состоялся митинг. Светлане Атаевне был вручен орден Красного Знамени, которым посмертно был награжден ее муж.
Вечером в кругу большой родни Караевых Светлана рассказывала мне о своей жизни. Показала письмо боевых товарищей мужа, адресованное сыну. На конверте надпись: «Караеву Довлету. Вскрыть в день совершеннолетия».
Не знаю, о чем написано в том письме. Видимо, там есть добрые слова об отце. Может быть, рассказано, как он погиб, о чем мечтал. Не знаю. Но представляю: как через восемь лет, когда, конечно, многое заслонится новыми заботами, они вскроют к тому времени уже пожелтевший конверт. Отыщется кассета с песней, подаренная Довлету, и, так же, как и теперь, снова зазвучит песня о далеком, загадочном Хосте...
Как было написано Виктором Павловичем одно из стихотворений, я был тому свидетелем. Произошло это в Ашхабаде. Там мы услышали о сапере, старшем лейтенанте Вячеславе Светлове, тоже погибшем. Я зашел в дом его жены Валентины Георгиевны, которая была военнослужащим, сержантом.
После гибели Вячеслава жизнь у нее сложилась, можно сказать, удачно. Через несколько лет она вышла замуж, растит с новым мужем сына Сережу. И что меня особенно поразило — в семье царит память о Вячеславе. На стене — его портрет, а рядом — гитара, привезенная оттуда, исписанная автографами солдат его взвода. На грифе надпись: «В взвод. 1981—1983 гг.».
Потом и появились стихи:
Расписались все друзья на деке,
Взвод гвардейский не забудет вас.
В память о родном нам человеке
Пусть гитаре будет верный глаз.
В стену гвоздь забит на видном месте,
И гитара заняла свой пост.
Памятью живой, неспетой песней
Горькой и святой, как третий тост.
Как известно, время лечит раны,
Дай вам бог и счастья, и тепла.
Навсегда тропа Афганистана
Первую любовь пересекла.
И гитару тронете случайно
Или пыль протрете не спеша,
Струны вздрогнут тихо и печально,
И в ответ вздохнет его душа.
Примечательная история и другой песни В, Куценко.
Там, в Афганистане, были не только свои песни, но и свои легенды, предания. Как и всякие предания — пленительные и загадочные. Дело ведь не только в том, насколько они соответствуют действительности. Главное — не случайно они прорастают в душах солдат и офицеров, опаленных огнем. Ведь предание переплетается с действительностью там, где живая, чуткая душа не утрачивает податливости своей перед прекрасным, возвышенным. Поистине, как поется в одной из песен: «Здесь в сердцах уживаются ярость и жалость. И по-прежнему в душах надежда жива...»
Так вот, рассказывали о погибшем солдате, у которого была найдена тетрадка со стихами и песнями. Правда, фамилии его никто не помнил, где и когда произошло это, не знал. А легенда блуждает, как поется в другой песне, «меж гор и сопок, ни низко ни высоко», трогает и согревает сердца. Услышал ее однажды и В. Куценко. Она так взволновала его, так запала в душу, что он написал песню, которую назвал «Песня, сочиненная солдатом»:
В краткой меж боями передышке
Достает помятую тетрадь
Опаленный порохом мальчишка.
Сердцем хочет песню написать.
Просвистела пуля, он не слышал,
И пробито сердце напролет,
Песня до конца его не вышла,
Строчки в ней одной недостает.
...Пусть пробьется сквозь любой заслон,
Зазвучит сегодня иль когда-то,
Пронесет сквозь годы боль и стон
Песня, сочиненная солдатом.
Конечно, думалось, это всего лишь легенда. Но, признаюсь, не покидала меня надежда — а вдруг и нет. Вдруг на мой пересказ ее кто-то
откликнется, назовет имя солдата, пришлет, может быть, ту самую «помятую тетрадь». И не предполагал, что столь быстро узнаю его имя.
В академии имени М. В. Фрунзе учится капитан Александр Амосов, который был командиром взвода у того самого солдата, самодеятельного поэта, рядового Сергея Болотникова. Амосов рассказал мне, как Сергей выступал перед своими друзьями со стихами, что стихи его переписывались в блокноты, исполнялись под гитару. Уже во время службы у него родилась дочь.
Но самым невероятным было то, что у капитана Амосова сохранилась записная книжка Сергея Болотникова. Хранил командир эту книжицу как память о своем солдате. Листаю ее страницы — там тексты уже хорошо известных мне песен. Как узнать, какие именно его, а какие записал он, где-то услышав?.. Молчали уже слегка тронутые желтизной листки блокнота.
На публикацию очерка о Сергее Болотникове в «Красной звезде» откликнулся его товарищ Владимир Кубатин из села Шевырино Тюменской области. И не просто откликнулся, а прислал тетрадку со стихами друга, которые переписывал для себя. «Высылаю вам стихи, которые у меня сохранились от Сережи, — писал Владимир. — Я давно хотел послать, но не решался. У меня сохранилась только часть его стихов. Те стихи и тетрадь, в которой он писал последний месяц, была у него в нагрудном кармане. И когда он погиб, ее сильно залило кровью. Спасти стихи тогда не удалось...»
Так установил «песню, сочиненную солдатом». Оказывается, я слышал на кассетах песни Сергея Болотникова, может быть, и в его исполнении. А две из них включил в сборник «афганских» песен. Это песни — «Наш батальон уходит на задание» и «Здесь, в далекой стране...».
Отозвалась и жена Сергея Марина, прислала его фотографию, выписки из писем. В одном из них Сергей сообщал: «Я написал несколько стихотворений. Хочу, чтобы ты прочитала и сообщила, понравились ли тебе или, может, что-то не получилось. Ребятам читал, понравились, придумали музыку и сейчас поют. И хотя далеко не все знают, кто автор, меня это нисколько не смущает. Мне приятно слышать свои стихи от кого-то другого. Видеть, что они нравятся и нужны солдатам. Поэтому я пишу все больше и больше...»
«Спасибо за песню, посвященную Сереже», — писала мама его, Любовь Федоровна, из города Рудного Кустанайской области.
Тек песня В. Куценко заставила пуститься в поиск, помогла отыскать имя солдата, его стихи.
Замечаю, что в рассказе своем о генерал-майоре Куценко говорю больше не о нем, а о людях, что называется, вошедших в его сердце. Но таков уж его характер — слушать и слышать людей, быть чутким к их судьбам. В этом — его главное богатство, прямо скажем, сегодня довольно редкое...
В этом и видится мне основная особенность стихов и песен Вик-
тора Павловича Куценко. Они так конкретны, так связаны с судьбами и определенными событиями, боевыми ситуациями, что стоит только затронуть строчку, как она затрепещет и поведает трогательное, трагическое, незабываемое.
Есть в его стихах и те неповторимые впечатления, которые ведомы только очевидцу. Этим они и ценны:
Не расскажет Кунар никогда,
Как горячая сталь в нем шипела.
Равнодушно ласкает вода
Вертолета торчащее тело.
Отдыхает Асмар в тишине,
Ненадолго враги присмирели.
Кверху брюхом плывут по волне
Косяки оглушенной форели.
Было бы не совсем справедливым судить творчество В. Куценко по строгим законам профессионального искусства, хотя есть у него подлинно поэтические строки, строфы, стихотворения, есть настоящие песни и совершенные рисунки. Перед нами уникальные человеческие документы, феномен человеческой чуткости.
Непросто определить жанр этой книги. Она непривычна. Но если она взволнует читателей, а я в этом нисколько не сомневаюсь, появление ее будет не только оправданно, но просто необходимо."

[Андрей]

Наташа, прекрасное продолжение! Спасибо большущее!!!

[Автомат и гитара]

В этом повествовании есть эпизод о Сергее Болотникове. Планирую его несколько расширить и вывести отдельной темой - ведь добрая половина песен на нашем сайте, пожалуй, написана вот такими же мальчишками, только большинство из них безымянны....

[Андрей]

Хорошая идея! Одобрям!

[Автомат и гитара]

http://bratishka.ru/archnumb.php?statnum=1999_2_1

Журнал "Братишка" о Викторе Куценко - словами Бориса Карпова...
На мой взгляд, очень интересную ссылку прислал МОНАХ. Спасибо!
И саму песню обязательно опубликуем в ближайшее время...

[Автомат и гитара]

Хочу представить вам Виктора Павловича Куценко и в новом для многих качестве - талантливого прозаика. Обязательно прочтите!

http://www.russdom.ru/ruswarrior/2003/kutcenko.html

[sn258]

Наташа, спасибо за ссылку.

[Стас Юрко]

Виктор Павлович! С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ! Всего наилучшего!

[гидрограф]

Помню еще в школе занимаясь в КСП открыл для себя мир военной песни воинов интернационалистов и среди них была такая:

Коль увидишь у друга седины
Не проси и не требуй ответ
Видно там где он был без причины
Не белеют виски в двадцать лет

Видно так его жгло но он выжил
Воротился исполнив завет
Но оставил огонь ярко-рыжий
В русом чубе серебрянный след

Долгожданный твой дерзкий и смелый
Но с тобой рядом тих молчалив
Отчего же твой взор то рассеян
То печален то явно пуглив

Не пугайся девченка не надо
Серебра цвет надежен всегда
Рядом с челкой твоей как награда
Пусть сияет его седина...

Только потом я узнал что эта песня ВП Куценко...
Прошу прощения за неточности в словах если таковые окажутся ибо воспроизвел по памяти....

[гидрограф]

И еще такая песня Куценко ВП
Я пока везучий...

Раскаленный камень пули рикошет
Из под лобья пламень в девятнадцать лет
Из под лобья жгучий взгляд через прицел
Я пока везучий я пока что цел...

Взвод за перевалом отошел к своим
Времени навалом отпустил я им
Банду здесь у кручи задержать сумел
Я пока везучий я пока что цел...

Ни глотка во фляге да не в том беда
В этой передряге кровушка-вода
Под огнем колючим есть всему предел
Я пока везучий я пока что цел...

Строчка пулемета провалилась в тишь...
Где ж вы вертолеты чтож ты связь молчишь...
И на всякий случай я чеку поддел...
Я пока везучий, я пока что цел...

[Автомат и гитара]

Спасибо, гидрограф, песни будут добавлены на страничку В.П.Куценко. Прошу указать Ваши имя и фамилию - здесь принято благодарить за помощь. Сообщить можно по e-mail или в "личку".