|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
* * * Поговори со мной, трава! Скажи мне, где берутся силы? Меня ведь тоже так косили, Что отлетала голова… С этих самых строчек, опубликованных в столбик на второй странице газеты "Комсомольская правда", началось когда-то мое знакомство с поэзией
Вопросы для виртуального интервью с Сашей Карпенко мы собирали, "всем миром" - как обычно. Необычно другое - степень волнения перед интервью… Еще бы - не каждый день доводится побеседовать с членом Союза писателей России! Но Саша наши опасения развеял буквально с первых строк. Умный, приятный, интересный собеседник, с большой буквы ПРОФЕССИОНАЛ, лишенный предвзятости к робким вопросам "любителей". Впрочем, довольно прелюдий. Все, что вышло, сейчас перед вами…
- Изначально Вы выбрали для себя профессию военного переводчика. Чем был обусловлен этот выбор? Возвращаетесь ли Вы в сегодняшней своей жизни каким-то образом к знаниям и навыкам первой профессии?
- Когда я заканчивал школу, я был в маленьком шоке от необходимости срочно выбирать профессию. Тогда я ещё не думал всерьёз заняться творчеством, хотя и писал стихи уже несколько лет. Но писал я больше для того, чтобы развлечь своих друзей. Склонялся же к профессии просто переводчика - не военного, а гражданского. Зря, что ли, десять лет учил английский? Но родители попросили, чтобы я попробовал продолжить семейную военную династию. Так я и стал военным переводчиком. В сущности, вся разница между военным и гражданским переводчиками заключается в том, что первый из них переводит в боевых условиях военным людям, а второй - в мирное время лицам гражданским. Но, отвоевав, военный переводчик не перестаёт ведь быть переводчиком!
В настоящее время я иногда работаю с языком, но обычно - с английским: перевожу собственные стихи, осваиваю компьютерную технику - сканеры, принтеры и т.п., в которых вся документация - на английском.
- Когда и как начали писать стихи? Как пришло решение стать профессиональным поэтом?
- Стихи я начал писать лет в 13. Вначале это были просто стихотворные пародии на известные песни - то, чем занимаются в КВН. Я пел эти вещи своим друзьям. Там были шуточные и даже матерные вещи, причём мат имел чисто юмористическую окраску. Затем пришла первая любовь - и мои стихи сразу "посерьёзнели". В Афганистан я приехал уже достаточно зрелым поэтом, которому не боялись доверить выступать в одном концерте с Иосифом Кобзоном.
Первые мысли о том, чтобы стать профессиональным писателем, пришли ко мне, когда я лежал в госпитале после тяжёлого ранения. Но они ничем ещё не были подкреплены. Когда же я вышел из госпиталя и толстые столичные журналы начали публиковать мои стихи, сомнений на этот счёт уже не было. Правда, очень грустила моя мама, Ольга Яковлевна. "Сынок, ты ещё не знаешь, какой это тяжёлый хлеб - писательский!" Но сама ходила по своим знакомым и подругам - и с гордостью показывала им мои публикации.
- Есть ли у вас собственный "стиль" работы над произведением или этот процесс каждый раз сугубо индивидуален?
- Я работаю в таком огромном количестве жанров, что каждый раз испытываю удивление от своих работ. Иногда стихи лежат лет десять, а потом вдруг к ним приходит музыка, часто где-нибудь в неподходящем для этого месте - например, на улице.
- Кто первым читает Ваши стихи? Кто Ваш самый строгий критик?
- Я уже не бегаю к друзьям показывать свои новые вещи. "Ты сам - свой высший суд", как выразился однажды Пушкин. Сам чувствую, удалось произведение или нет. Ну а лучший критик - это время. В самом широком смысле: и мнения людей, и твой собственный свежий взгляд на старую вещь. К этому времени я уже успеваю забыть, что именно я написал это произведение - и смотрю на него так, как читал бы чужого, неизвестного мне писателя. Иногда, правда, я читаю новые вещи по телефону друзьям-поэтам, например, Лауре Цаголовой или Оле Ильницкой. Но мы просто общаемся, а стихи служат, скорее, для энергообмена, воспламенения воображения собеседника.
- На что Вы сами прежде всего обращаете внимание, читая чужие произведения? Любите ли критиковать?
- Это целиком и полностью зависит от того, что и с какой целью я читаю. Если меня попросили оценить начинающего автора, я, конечно же, читая, буду искать у него то, за что его можно похвалить. Я сам когда-то был начинающим писателем и очень страдал от неумеренной и бесчеловечной критики. Да и сейчас я с болью в душе вспоминаю
, как разнёс мои “Афоризмы и мысли” редактор известного издательства “Вагриус”. Он просто смешал меня с грязью! Впоследствии другие редакторы, анализируя эту работу, говорили, что она сопоставима с работами Шекспира и Достоевского (смотрите сайт http://biblioteka.nm.ru).Но если я открываю книгу, или журнал, или газету и вижу, что писатель нарочно охаивает какие-то святые для нас с вами вещи, я могу ответить ему не очень доброй эпиграммой, как это произошло с Евгением Евтушенко и его стихотворением “Афганский муравей”. Причём делаю это не для того, чтобы переубедить Евтушенко – это, на мой взгляд, бессмысленно, - а для того, чтобы атакой на недобросовестного писателя защитить всех оскорблённых его гаденьким опусом. Как говорят спортсмены, лучшая защита – это нападение!
Вообще же я часто выступаю в Интернете в качестве критика, но это не значит, что я непременно кого-то критикую. Я просто пишу эссе о тех писателях, чьё творчество показалось мне интересным, всколыхнуло во мне какие-то собственные мысли, то есть пишу в основном о том, что нравится. Правда бывает и так, что творчество писателя мне нравится, а его политические взгляды – нет. Как поступить в таком случае? Стараюсь отмежеваться от его политических взглядов, хотя и понимаю, что человека уже не исправишь, да и не нужно: писатель-то хороший!
- Возвращаетесь ли Вы когда-то к ранее написанному?
- Да, иногда возвращаюсь, но в этом присутствует элемент случайности. Например, что-то ищу – и вдруг на каком-то листочке бумаги нахожу другой вариант стихотворения или какую-нибудь строфу, которую раньше убрал, посчитав лишней и ненужной. Пересматриваю всё заново – может случиться, что я ошибся, что-то выбрасывая. Некоторые стихи, бывает, ну никак не удаётся закончить:
понимаешь, что удалось только начало, а концовки нет. Поскольку стихи не высиживаются, как птенцы, геморроидальным долготерпением, я просто откладываю их в сторону, чтобы дописать, когда буду к этому готов. Иногда это растягивается на долгие годы. А поскольку я ещё и исполнитель своих произведений, то возвращаться к старым вещам приходится постоянно: бывает так, что стихи давно написаны, а прозвучать и дойти до слушателя могут только сейчас. Например, стихотворение о Москве “Вечный город” было написано в год Московской Олимпиады, а прозвучало, вошло в антологии и стало популярным только в год юбилея нашей столицы.- Есть ли у Ваших произведений реальные предыстории, а у их героев - реальные прототипы?
- У меня очень много автобиографических произведений – может быть, потому, что моя судьба сложилась интересно, и какие-то эпизоды легко ложатся в художественную форму. Это касается, прежде всего, рассказов, где есть, как правило, и предыстории, и реальные прототипы. В то же время есть и чисто фантазийные произведения – прежде всего, сказки. Что же касается поэзии, то она вся – исповедальна, даже если я пишу от имени зеркального карпа или Марины Неёловой.
- Бытует множество полярных мнений об афганской песне. Кто-то называет это "плохой самодеятельностью", кто-то, напротив, считает ее уникальным творческим явлением. Что для Вас афганская песня? Какой - в Вашем видении - она должна быть? Как трансформировалась она, на Ваш взгляд, за уже четверть века своей истории? Есть ли у нее перспективы?
- Как часто это бывает, правы и те, и другие. Ветераны, убеждённые в уникальности своего жизненного опыта, почему-то думают, что им удастся донести этот нерв и не владея стихом, и будучи не совсем в ладах с гитарой. Более того, в последнее время пошло такое поветрие, что чем непрофессиональнее, тем лучше, тем, якобы, ближе к народу. Конечно, на кухне это может звучать и даже иметь успех. Часто надрыв хорошо заменяет исполнителю мысль. Но долго ли проживёт такая песня? Даже солдаты, проходящие срочную службу, не обязательно некультурные люди: все они учились в школе, знакомы с произведениями классиков... Поэтому уже “зашевелились” профессиональные поэты и композиторы; редко какая поп-звезда не имеет сейчас в своем репертуаре современных военных песен. И часто это действительно очень хорошие песни. Попробуйте написать такую же хорошую песню, как “Белый вальс” Игоря Демарина или его же “Прощайте, мальчики!”.
Поэтому к “уникальному творческому явлению” можно причислить лишь лучшие произведения авторов-ветеранов. Их имена известны, перечислять не буду – боюсь кого-нибудь обидеть неупоминанием.
Что для меня афганская песня? Это лирика души, это возможность снова собраться всем вместе, это ещё и постоянное напоминание о том, что война не закончилась, где-то опять рвутся снаряды, где-то опять девушки и матери с замиранием сердца слушают последние новости из Чечни. Лучшие военные песни всегда будут “всплывать” при новых военных конфликтах. В отличие от Троцкого, ратовавшего за принцип “ни мира, ни войны”, нынешние наши руководители, похоже
, придерживаются прямо противоположного подхода – “и мир, и война”! Так что военные песни ещё долго будут актуальны. Эволюция афганской песни – вопрос, скорее, для диссертации. Поэтому отвечать на него пока не буду.- Кого Вы можете назвать авторитетом в афганском творчестве? Каково мерило авторитетности?
- Я думаю, авторитетности в афганском творчестве добиваются те люди, чьи произведения становятся народными, исполняются повсеместно в СНГ. Этого не добьёшься никаким лауреатством, никаким членством в союзах журналистов, писателей, композиторов или кинематографистов. Авторитетен Игорь Морозов: нет города, где не знали бы или не пели “Батальонную разведку” или “Мы уходим”. Много сделали для развития афганской песни Виктор Верстаков, Валерий Петряев, генерал
Куценко, Юрий Кирсанов, Герой Советского Союза Валерий Бурков, Игорь Медведев, Сергей Сахаров, Алексей Кружалин, Владимир Мазур, Сергей Миронов, Андрей Горбачёв, Сергей Кузнецов, Валерий Горбачёв, Александр Минаев, Михаил Михайлов, Владимир Иванов, Валерий Ковалёв, Дмитрий Ерёмин, Александр Мордовин… Среди групп это – “ Каскад”, “Контингент”, “Голубые береты”, есть у нас авторитетные художники и фотохудожники, обладает харизмой и авторитетом кинорежиссёр Сергей Говорухин… а разве не авторитет – Юра Шкитун из Запорожья, чью песню “Салам, бача!” не поёт сейчас только ленивый?.. Имеют авторитет в афганском творчестве и некоторые исполнители, которые сами не воевали, – например, Ирина Шведова, Виктор Третьяков, наконец, безусловно, заслуживают отдельного упоминания Иосиф Кобзон и Александр Розенбаум.- Рамки Вашей работы не ограничиваются только поэзией. Какие еще творческие жанры особенно привлекают Вас?
- Сейчас в основном работаю над авторской песней и малой прозой – рассказами, эссе, мемуарами. Не всеми жанрами я владею в одинаковой степени – лучше у меня получаются лирика, эпиграммы, афоризмы – и, возможно, гражданские стихи, хотя пишу их нечасто. Говорят, что у меня очень хорошие детские стихи. Но сам я пока не чувствую, что достиг в этом жанре уровня Корнея Чуковского или Валентина Берестова. Написал несколько суперхитов, но пока не могу назвать себя композитором. В общем, интереснее работать как раз в тех жанрах, которыми меньше владеешь, в которых ещё не являешься Мастером.
- Каким Вам представляется собирательный образ Вашего читателя?
- Честно говоря, хотелось бы объять необъятное – стать народным поэтом, не опускаясь при этом до уровня “Ласкового мая” или группы “На-на”. Но, если смотреть на вещи реально, то моя аудитория – это ветераны локальных войн, люди, интересующиеся военной тематикой, плюс вся наша творческая интеллигенция, которую больше интересуют невоенные произведения.
- Делите ли Вы - хотя бы условно - свое творчество на какие-то этапы, периоды?
- Никак не делю. Я даже редко ставлю даты на своих произведениях. Могу одновременно работать над философской системой и сочинять шлягер.
- А какой этап своей жизни считаете самым важным? Какой - самым интересным? Вам интересно жить?
- Самым важным, наверное, был момент выбора между литературой и военным делом, это было в 1984 году. Я наконец-то – после трёх лет! – расквитался с госпиталями и мог жить полнокровной жизнью. Самыми интересными были 1988 – 1991 годы – время гастролей в составе группы “Шурави”, время триумфальных выступлений за рубежом – в Америке. За мной бегали редакторы толстых журналов, а не наоборот; однажды появившись в программе
“Взгляд”, я ещё долго не сходил с телеэкрана, меня приглашали сниматься в кино, программа “Время” семь минут рассказывала о моём творческом вечере как о выдающемся событии в культурной жизни страны. Тогда мне казалось, что так будет всегда – и по нарастающей. Но развалился Советский Союз – и многое из того, что происходило тогда, сейчас кажется нереальным, из какой-то прошлой жизни, которая снится… А жить всё равно жутко интересно!- Вы активно публикуетесь в интернетовском самиздате. Что это дает Вам, профессионалу? В чем, на Ваш взгляд, плюсы и минусы "сетевой жизни"?
- В Интернете ты как бы начинаешь с нуля. Ты никому не известен, ни над кем не тяготеет магия твоего имени. Можно даже выбрать себе псевдоним. Но людей по фамилии Карпенко в мире оказалось ничуть не меньше, чем Ивановых, так что собственная фамилия оказалась наилучшим псевдонимом! Когда в Интернет приходит профессионал, качество его произведений, благодаря тому, что общий уровень невысок, сразу бросается в глаза. Никто почему-то не верит, что это маститый писатель, корифей жанра. Все думают, что это – молодой, начинающий писатель, но с проблесками гениальности… Критики спешат “открыть” нового, необыкновенно талантливого автора. Они тоже устали от потока графомании… Следует поток поздравлений,
что на тебя обратил внимание держатель крупнейшей в мире Интернет-библиотеки, некто Максим Мошков. В общем, всё это чрезвычайно забавно, учитывая, что еще в 1989 или 1990 году моя книга “Разговоры со смертью” выдвигалась на одну из государственных премий, а их, как известно, только за красивые глазки не дают. То ли я живу так долго, то ли жизнь в стране меняется так быстро, но весь фокус в том, что я как бы уже успел умереть для славы – и вынужден теперь доказывать свою состоятельность как писателя заново. Наверное, это даже интереснее, чем почивать на лаврах победителя. Чем мне интересен Интернет? Я внимательно слежу за голосованием моих читателей – и от них узнаю, какие мои произведения в данный момент нужнее людям. И некоторые стихи, которые я считал у себя лучшими, не подтвердили своё реноме. Людям интереснее оказались совершенно другие произведения. Это помогает мне в составлении концертных программ, насыщении этих программ более востребованными в данный момент произведениями. Ещё один безусловный плюс Интернета – то, что писатели перестали писать в стол: написал – и сразу же напечатал. Разве не здорово! Лучше, чем бегать по журналам и издательствам! Не обходится, правда, без казусов: есть сайты, где все авторы почему-то оказываются евреями. И это вовсе не сайты еврейских обществ или культурных центров. Это сайты русской поэзии! И авторы их – отнюдь не Пастернаки и Мандельштамы по уровню письма. А потом люди удивляются, откуда у нас антисемитизм! Отвечаю: от бессовестности некоторых редакторов! Лично я, будь я редактором, брал бы только лучшие произведения, независимо от национальной принадлежности их авторов. И ещё – выискивал бы и привлекал к сотрудничеству самых лучших писателей страны. Демократия в искусстве почему-то многими понимается превратно. На мой взгляд, лучшая демократия – это иерархия.- Легко ли сходитесь с людьми? В какой компании всегда чувствуете себя комфортно? Какого человека Вы готовы назвать своим другом?
- Я воспитывался в родительском доме, в садик никогда не ходил, поэтому было время, когда я не умел общаться – особенно с прекрасным полом… Часто бывал излишне скован… Но профессия артиста легко выправила этот детский недостаток. Правда, случаются компании, которые мне самому не интересны. Например, на каком-нибудь дне рождения соберутся сослуживцы – и начинают часами болтать о своей работе. У них – своя микрокомпания, а ты сидишь, как дурак, и вынужден всё это слушать, потому что сам ничего в этом не смыслишь и не можешь “поддержать разговор”…
Другом я готов назвать человека, всегда готового примчаться к тебе на выручку – просто так, не за какие-то будущие барыши. И если я сам готов от всего сердца проделать то же самое – это, наверное, и есть дружба. Такая дружба не зависит от пола и частоты встреч.
- Что для Вас вера? Верите ли в Бога? Или во что-то иное?
- Я не очень люблю нашу православную церковь как организацию. Мне кажется, что она сейчас пытается занять в душах верующих людей место Коммунистической партии Советского Союза. Но просто прийти в церковь как святое место потребность иногда бывает. Я верю в то, что Бога можно найти в самом человеке. Иногда люди каждое воскресенье ходят в церковь, ежедневно молятся, соблюдают все посты, а посмотришь на их поведение в жизни – и понимаешь, что никакого Бога у них в душе нет, что всё это
– одна мишура. Имеющий Бога в душе Бога не ищет.- В начале 90-х годов Ваши стихи звучали на митингах в Москве. Ваше отношение к политике... Каким оно было тогда? Каково сейчас?
- В начале 90-х твоё участие в происходящих событиях могло изменить лицо страны: новый мир ещё не был до конца сформирован. Слово могло стать гражданским поступком. Сейчас всё в стране более-менее “устаканилось”, и политика становится уделом профессиональных политиков. Правда, случаются интервенции деятелей культуры в политику. Но это уже личное дело каждого – не у всякого есть энергия и харизма для такого рода деятельности. И потом, человек, всерьёз занявшись политикой, неизбежно теряет в своей основной профессии – одно живёт за счёт другого. Сейчас мне часто предлагают выступить против войны в Чечне. Но я уже делал это – страшно подумать – ещё в 1995 году. У меня было выступление в Кремлёвском Дворце Съездов, и мой выход, согласно сценарию, был прямо перед выступлением тогдашнего министра обороны Грачёва. Я спел песню, а потом сказал, что уроки Афганистана нас ничему не научили и что ввод войск в Чечню является очевидной политической ошибкой. Грачёв страшно побледнел, обозвал меня “дудаевским подпевалой” - и пошёл вручать ордена тем, кто уцелел при штурме Грозного. На следующий день все газеты рассказали об этом мероприятии. Но никто и словом не обмолвился о моём, согласитесь, скандальном выступлении. И я понял, что прекращать эту войну никто в стране не хочет. А, скорее всего, и не может. И все это прекрасно понимают. Молчит Солженицын. И только наивные люди или провокаторы всё ещё пробуют дестабилизировать сложившееся положение вещей…
- Какие задачи ставите перед собой, каких вершин еще хотите достичь? Стремитесь ли к чему-то глобальному или предпочитаете небольшие рациональные шаги, реальные цели?
- Как ни парадоксально это прозвучит, но самая интересная цель – это твоя собственная душа. Как пронести её по жизни и ничем не запятнать? Что же касается творчества, то приходится прикладывать какие-то усилия, чтобы твои произведения просто звучали. Своими детьми, как и стихами или песнями, тоже надо заниматься!
- Вы - увлекающийся человек? Какое дело способно всецело захватить Вас?
- Наверное, да. Сейчас вот увлёкся вашими вопросами – и не могу оторваться!
- Есть ли вещи, вопросы в которых вы строги и консервативны?
- Все мы к чему-нибудь сильно привязаны и в этом смысле консервативны. Мы не хотим, чтобы кто-то пришёл – и отобрал у нас наши привязанности.
- Знакомо ли Вам чувство зависти? Кому или чему можете позавидовать?
- Не припомню, чтобы кому-либо завидовал. Пожалуй, нет. Даже белой завистью. Ведь у каждого – свои козыри. Блок не мешал писать Брюсову.
- Насколько важна для Вас собственная популярность?
- Если не дают проходу на улице или в концертном зале, то это даже утомляет: полчища Добчинских видят в тебе звезду и хотят, например, выпить с тобой на брудершафт, чтобы потом быть запанибрата. Мне это не очень нравится – люди не интересуются моим творчеством, а подходят за автографами, чтобы потом похвастать перед своими знакомыми… Но не согласен я и с Пастернаком, что “быть знаменитым некрасиво”. Очень даже красиво! И потом, кто же будет тебя читать и слушать, если ты никому не известен?! Слава приходит и уходит в зависимости от конъюнктуры времени, а человек может оставаться скромным и трудолюбивым.
- До нового года осталось не так много времени... Чего бы пожелали бы Вы себе и всем нам в наступающем 2005-м?
- Парада планет в душе!
Что ж, ровесник гагаринского полета, Александр Карпенко, по его собственному признанию, появившись на свет, тоже в переносном смысле полетел в космос - космос своей души…
Космического вдохновения и космической любви - от души в Новом году Вам, Саша!
С искренним уважением,
сайт "Автомат и гитара".