Четыре фестивальных дня промчались незаметно. Позади придирчивое прослушивание, многочасовые конкурсные программы, грандиозный гала-концерт. Гора эмоций, впечатлений, новых творческих знакомств. День отъезда. Гостиница пустеет, провожая участников фестиваля. Ханты-Мансийск, Новороссийск, Прибалтика, Украина, Таджикистан - разъезжаются кто куда. Я тоже собираю вещи. Вечером поезд - домой, в Екатеринбург. Неожиданно в дверях появляется высокая крепкая фигура Вадима - мы не закончили знакомство, случившееся вчера вечером, не успели прозвучать и обещанные авторские песни моего нового товарища (я успел рассказать ему, что занимаюсь сбором и изучением военного фольклора). Как-то ненароком разговор коснулся популярнейшей, пожалуй, самой известной "афганской" песни "Опять тревога". Каково же было моё удивление, когда Вадим, словно мимоходом, обронил:

- Моих рук дело...

Признаюсь честно, я немного оторопел. В десятках сборников солдатских песен, где этому "афганскому" шлягеру доводилось звучать, неизменно таинственно значилось "автор неизвестен". И вдруг такое!.. В голове мелькнуло, что История вряд ли простит мне упущение такого уникального случая (не доверять однополчанину не было даже мысли). Мгновенно включил диктофон. Вадим продолжал.

- Я тебе так скажу: не люблю эту песню! Пойми правильно...

Вадим работает в МЧС, недавно со служебным бортом побывал на Саланге... Его голос звучит строго, отчётливо, как постановка боевой задачи, хотя говорим мы всего лишь о песне.

- …Не люблю «Тревогу». Это полностью переделанная песня – плагиат, короче! Заменены многие слова, а некоторые украдены полностью... В середине марта 1980 года мы с Юрой Гречко остались в сапёрной роте из молодых лишь двое. Остальные наши (полроты) и ещё много военнослужащих из полка были из Афгана переправлены в Фергану, т.к. был зачитан приказ, что ВДВ свою миссию (переворот 27 декабря 1979 года) выполнили, и в Афгане скоро останутся лишь строительные части и подразделения, обеспечивающие аэродромы. Тогда ещё больших военных действий не велось, хотя и в полку у нас уже были погибшие. Доходили слухи, что уже начались обстрелы колонн и даже пострадало несколько ДШБ.

По вечерам было скучно. Телевизоров не было у солдат вообще, и наши дембеля развлекались следующим образом: усаживались на нижней полке одной из кроватей, раздвигали простынь и начинался «концерт в телевизоре»: мы, молодые, рассказывали стихи, анекдоты, пели песни и даже танцевали. Было действительно смешно - даже нам.

Как-то дембеля сказали, чтобы к завтрашнему вечеру мы сочинили песню про Афганистан, чтобы там было что-нибудь «про войну». К тому времени нам про Афган была известна лишь одна песня - "Я - воин-интернационалист", которую написал Владимир Иващенко - старлей из нашей 1-ой роты.
Сочинять мы могли только ночью, когда стояли в наряде. Мы с Юркой долго думали, но ничего путного в голову не приходило. Я-то хоть играл на гитаре и знал много песен - туристических и военных. Юрка от творчества (кроме анекдотов и скабрёзных стишков) был очень далёк. Он предложил просто переделать какую-нибудь песню.

Я до этого ни разу не сочинял, но обратного пути не было. Сначала собирались переделать "Катюшу", но плохо укладывалось слово «Афганистан». И тогда я напел Юрке песенку из двух куплетов (в оригинале их было 3 или 4), сколько я запомнил – у нас во дворе её пел парень, у которого отец служил в пожарной части. Там были слова: "... И тут как будто идёт война".
К утру мы написали 5 куплетов. Писали общие фразы, ведь не было никакой конкретики: ни боевого опыта, ни потерь. Кстати, слова про "трупы" - это именно Юркина идея (ему вообще побольше хотелось крови и стрельбы). За оригинальный мотив я не отвечаю, но вроде бы старался придерживаться, как запомнил тогда во дворе.

Вечером премьера «Тревоги» прошла вяло (приходилось постоянно заглядывать в текст, освещение было очень скудное, сбивались). Дембеля сказали: «ну вы тут и разрисовали войну...»

Стоит вспомнить, что песни-переделки, зовущиеся среди советских солдат в Афганистане "песнями-транзитами", были очень распространены в частях ОКСВА, особенно в начале 80-тых. "Забытую песню поёт миномёт", "Я афганский озорной гуляка", "Мы все спешим за бакшишами"... - чего только нельзя было услышать с затёртых плёнок на трофейных магнитофонах того времени. Даже классик "афганской" песни Юрий Кирсанов смело "грешил" этим. Сочинять, а точнее, приспосабливать известный готовый текст под местный колорит, сохраняя уже популярную в народе мелодию, было проще, да и не так трудоёмко даже для бывших троечников - новобранцев. Для большинства солдат писать глубоко и серьёзно не хватало ни таланта, ни времени, ни политической свободы. А "песни-транзиты" помогали оперативно и массово наполнять душевную пустоту необъявленной войны не какими-то посторонними, а именно своими, родными "афганскими" образами. Они позволяли заполнять информационный вакуум "интернациональной миссии" собственными солдатскими раздумьями, позволяли "камуфлировать" строчками песен своё "задушевное". И для служивых людей это было не менее важно, чем выполнить боевой приказ.

Я прошу Вадима уточнить время написания "тревоги".

- Это был март 1980-го. А в апреле мы ушли на «операцию» в Панджшер, где я был ранен... Благо, со мной был песенник. В госпитале в Чирчике я услышал переделанную песню "По дорогам чужим" и сразу же вспомнил про наш «плагиат». Ребята ту песню пели с удовольствием. Я ещё раз перечитал наш текст и дня за три написал ещё два куплета (последних). Вот тут я отразил разницу между Союзом и Афганом и вставил слова о любимой (чуть позже кто-то переделал их то «в девчонку», то «в невесту»). И тогда же в госпитале я впервые её полностью спел ребятам. Не ожидал, что она так понравится парням - у меня её сразу стали переписывать. Песня пошла «в народ».

Уже полный вариант я и привёз в Фергану, когда возвратился из госпиталя. Когда мы её пели, то «весенники» и «осенники» (по призывам) старались перекричать друг друга в следующей строчке: "Уже два года - в Афганистане... И вот ЗИМОЙ (ВЕСНОЙ)"... И если в 1980 году песню знали ещё не так много "афганцев", то в 1981 году её пели практически во всех гарнизонах.

Мы тогда несколько раз давали подписку о неразглашении того, чем мы занимались в Афгане - можно было запросто вылететь в Союз (такое было поначалу наказание для провинившихся) за написание подобной песни. Нельзя было в письмах упоминать про ДРА, про военные действия. В полку (как и во всех других частях) устраивались шмоны, забирались фотографии, проверялись блокноты. Перед увольнением у меня из песенника было вырвано несколько текстов песен (и «Тревога» тоже), стихов про Афган, и даже тексты песен В.Высоцкого. То есть в то время стучать себя коленом в грудь и орать, что я автор - подписать себе приговор.

В последнюю ночь перед дембелем 1 ноября 1981 года я записывался в домике офицеров-сапёров (который мы недавно отстроили) на магнитофон старшего лейтенанта Владимира Неставальского (ком. 2 взвода ИСАПР).

Так песня сохранилась на плёнке, с неё и пошла массово гулять по Афганистану...

Опять тревога, опять мы ночью вступаем в бой.

Когда же дембель, я мать увижу и дом родной?!

Когда забуду, как полыхают в огне дома?

Здесь в нас стреляют, здесь, как и прежде идёт война!

В глухом ущелье за перевалом опять стрельба,

Осталось трое лежать на камнях, ведь смерть глупа.

А может завтра такая ждёт и меня судьба?!..

Ведь здесь стреляют, здесь, как и прежде идёт война!

А рано утром найдут три трупа среди камней,

И смолкнут люди, считая гибель виной своей.

И все узнают, что это ночью пришла беда.

Здесь в нас стреляют, здесь, как и прежде идёт война!

 

Песок раскален палящим солнцем за шестьдесят,

И струйки пота в х/б стекают, глаза едят.

В горячей  фляжке воды осталось на пол-глотка...

Здесь в нас стреляют, здесь, как и прежде идёт война!

В людей стреляет как по мишеням моя рука,

Забыли б люди к чертям все войны на все века!..

Но вот мы ночью тропой незримой идём к горам.

И мы вернёмся, но всё ж кого-то оставим там...

Уж два года в Афганистане и вот зимой,

Настал мой дембель и я вернулся к себе домой.

От счастья пьяный своей любимой взглянул в глаза.

Здесь не стреляют, а там как прежде идёт война!

Ну, что ж ребята, нальём бокалы за тех парней,

Кто отдал жизни во имя счастья чужих людей.

Кто не увидел за цинком гроба родную мать.

За тех, ребята, кому досталось - в земле лежать!

 

- Повторюсь, «Тревогу» мы делали компанией: с моей роты был ещё Юрка Гречко - из Барнаула, Саша с разведроты. Четвёртого «соавтора» уже не помню. Кажется, артиллерист, но все были с нашего 345-го полчка.

Я хочу спросить Вадима, не обидно ли, что "Тревога" вплелась в канву ветеранской песенной истории под грифом "автор неизвестен", но он, опережая мои мысли, закончил.

- У этой песни есть настоящий хозяин, «отец», который её «родил» (к сожалению, не знаю фамилии), и претендовать на какое-то авторство я никогда не собирался, хотя полностью свои куплеты я дописал.

Прилетев в Фергану из Баграма, я сразу же по памяти восстановил некоторые песни и стихи, которые запомнил, в свой песенник. В Союзе это было уже не опасно.

При всём при том, я благодарен «Тревоге» - именно она дала мне толчок к написанию впоследствии (уже в Афгане, после госпиталя) своих стихов и песен, как самостоятельных произведений...

До поезда ещё было время. Вадим взял мою гитару, ещё не успевшую спрятаться в дорожный чехол. Крепким суровым голосом бодро запел - уже не "транзит", а абсолютно своё: о своей службе, о судьбе военного сапёра: "...Одноразовый солдат. Осторожнее будь, брат! Жизнь одна, ей дорожи. Щуп уверенней держи..." Диктофон оставался включенным. Тема "тревоги" была исчерпана.

Остался неразрешённым один вопрос: кто является автором первоначальных музыки и текста той самой "Песни пожарных"? Ведь так хочется расставить все точки над i.

А оригинальный текст старой песни отыскался… Вот он!

 

ОПЯТЬ ТРЕВОГА.

 

Опять тревога, ребят разбудит сирены вой.

Опять тревога, ребят уводят в смертельный бой.

На помощь к людям спасать их жизни идут друзья.

Здесь не стреляют, но, как и прежде, идёт война.

 

Расчёт газовки ушёл в разведку в подвал сырой,

Но нет ответа и нет связного - подвал немой…

А ведь в баллонах осталось жизни на полчаса!

Здесь не стреляют, но, как и прежде, идёт война.

 

А на рассвете найдут три трупа среди камней.

И будут люди считать их смерти виной своей.

И все узнают, что этой ночью пришла беда.

Здесь не стреляют, но, как и прежде, идёт война.

 

И похоронки пойдут из части им всем домой.

И будет плакать, их вспоминая, весь полк родной.

Салют, отданный по ним, ребята, - такой же бой.

Сведём мы счёты, огонь проклятый, в борьбе с тобой!

 

А на балконе раздались крики грудных детей.

А на балконе огонь проклятый, как ярый змей.

На помощь к людям спасать их жизни идут друзья.

Здесь не стреляют, но, как и прежде, идёт война.

 

Опять тревога, ребят разбудит сирены вой.

Когда же снова я мать увижу и дом родной?

Когда забуду огнем объяты в дыму дома?

Здесь не стреляют, но, как и прежде, идёт война...

 

Май, 2002 г. Евгений БУНТОВ.

 

Р.S. В годы Великой Отечественной войны в ряде городов СССР были сформированы комсомольско-молодежные полки противопожарной обороны, куда зачисляли и студентов, и школьников, и эвакуированных пожарных из оккупированных районов. Анализируя текст, можно предположить, что песня была написана ещё в те грозовые годы -  идёт настоящая война, но пожарные на своей "линии фронта": спасают людей в домах, подожжённых фашистскими "зажигалками", теряют друзей... Возможен также вариант, что песня появилась и после войны, навеянная воспоминаниями ветеранов-огнеборцев.

Известный факт: с 1965 по 1996 год костяк пожарной охраны столицы составляли бригады военизированной пожарной охраны, комплектовавшиеся солдатами-срочниками. По их воспоминаниям, песня с незапамятных времен была популярна в частях. Кстати, и "Газовка" - машина ГДЗС - это тоже из слэнга московских пожарных.

С годами ее лишь немного "причесывали", приспосабливая под новые реалии службы. Так, в Харьковском пожарно-техническом училище в 1980 году ее пели уже в таком варианте:

 

Опять тревога, ребят поднимет сирены вой.

Когда же отпуск, когда я снова вернусь домой?

Когда забуду, огнём объяты, в дыму дома?..

Здесь не стреляют, но каждый день здесь идёт война.

 

Стальные кони рванутся с места в глухую ночь.

В беде мы людям, пусть неизвестным, должны помочь!

И мы не вспомним в секунды эти, что жизнь одна.

Здесь не стреляют, но каждый день здесь идёт война.

 

Расчёт пожарный уйдёт сквозь пламя в подвал глухой.

И нет ответа, и нет связного - подвал немой…

А в их баллонах осталось жизни на полчаса!

Здесь не стреляют, но как и прежде идёт война.

 

А рано утром найдут три трупа среди камней,

И будут люди считать их гибель виной своей.

И все узнают, что этой ночью пришла беда.

Здесь не стреляют, но как и прежде идёт война.

 

Опять тревога. Ребят поднимет сирены вой.

Когда же отпуск, когда я снова вернусь домой?

Когда забуду, огнём объяты, в дыму дома?

Здесь не стреляют, но каждый день здесь идёт война…

 

Последние две строчки каждого куплета повторялись в виде припева.

 

К сожалению, сейчас все реже вспоминают этот пожарный "хит". Но я не оставляю надежды, что мы сможем установить и подлинную историю песни, и имя ее автора. И если в ваших силах, друзья, помочь нам восстановить истину, пишите на адрес сайта  kos27@narod.ru

 

   Март, 2009 г. Наталья Плотникова.