Песни Александра Розенбаума

КАМИКАДЗЕ.

F
Я по совести указу
Am
Записался в камикадзе.
F E Am
С полной бомбовой загрузкой лечу.
F
В баках топлива - до цели,
Am
Ну, а цель, она в прицеле,
F E Am
И я взять ее сегодня хочу.

G
Рвутся нервы на пределе -
Hm
Погибать - так за идею.
G F# Hm
И вхожу я в свой последний вираж.
G
А те, которые на цели,
Hm
Глядя ввысь, оцепенели,
G F# Am
Знают, чем грозит им мой пилотаж!

Парашют оставлен дома,
На траве аэродрома.
Даже если захочу - не свернуть.
Облака перевернулись,
И на лбу все жилы вздулись,
И сдавило перегрузками грудь.

От снарядов в небе тесно,
Я пикирую отвесно,
Исключительно красиво иду.
Три секунды жить осталось,
И неважно, что так мало,
Зацветут еще мои деревья в саду!

Не добраться им до порта,
Вот и все. Касаюсь борта,
И в расширенных зрачках отражен
Весь мой долгий путь до цели,
Той, которая в прицеле.
Мне взрываться за других есть резон!

Есть резон своим полетом
Вынуть душу из кого-то,
И в кого-то свою душу вложить.
Есть резон дойти до цели,
Той, которая в прицеле,
Потому что остальным надо жить!

НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ.

Грянул выстрел в тишине,
Взвил воронью стаю.
На войне как на войне -
Иногда стреляют.

Гимнастерка на спине
Расцвела вдруг буро.
На войне как на войне -
Не все пули - дуры.

Пой, голос не жалей,
Он, голос-то, живой,
Встань, милая, с колен,
Спой, милая, мне спой.

На побеленной стене
Белые халаты.
На войне как на войне -
Миг до медсанбата.

Отпиши моей жене
Письмецо, сестрица.
На войне как на войне -
С мужиком не спится.

Отпиши, что я за ней
И в огонь, и в воду.
На войне как на войне -
Десять дней за годы.

Вспоминаю я коней,
Лошадей колхозных.
На войне как на войне -
Не все слезы - слезы.

Большое спасибо Александру Попову, приславшему нам эти тексты.

НИРВАНА.

Тёплый дождь. Над веткой тонкой
Птицей облако летает.
В окровавленной воронке
Мальчик тихо умирает.
Не слышны ему разрывы, всплески поля...
Наконец-то он счастливый...

Оседает на ресницах
Сажа вместе с пыльным пеплом.
А ему в воронке снится
Волос материнский светлый,
Глаз касающийся мягко в тёплом доме,
Где не ощущаешь страха.

На губах кровавой коркой
Запеклась земля сырая,
Будто поцелуем горьким
Позвала его родная...
Ведь беременной планете так необходимы
Плоть от плоти - дети!

Пусть поплачет над воронкой
Дочь Америки, России.
Тёплый дождь. Под веткой тонкой
Взгляд остановился синий...
Пусть улыбки мёртвых лиц их
Осветят земли столицы...

Ещё одна
попрощалась жизнь
С землёй, где нам
обещали жить...

АФГАНСКАЯ ВЬЮГА.

Злая вьюга задула в лица детям Кабула,
Ослепила бойцов, знавших холод и зной.
Быть бы вместе им, но
Половина быкует, половина воюет,
Но а лучшие люди в лучшем мире давно
Тихо спят мёртвым сном –
Вот такое кино.

В Хайратоне прощались, поклялись, обещали
Возлюбить свои жизни и не прикасаться к стволам.
Кабы знал, кабы ведал тех, кто позже нас предал,
Я бы свой АКС никогда никому не сдавал.

Севастополь Хостом нам стал.
Белый дом как горящий Панджшер.
И здесь, под Грозным, в меня стрелял
Там любимый мной офицер.
И сережки содрал с сестры
Так беззлобно, так налегке
Тот, кто землю со мною рыл
И окапывался в Рухе.
Тот, кто землю со мною рыл
И окапывался в Рухе.

Вьюга путает в танце руки, ноги афганцам.
Всё быстрей и быстрей сатанинский мотив шурави подхватил
Раздирающий ветер, но не Бог шельму метил,
Тот, кто бросил нас в холод, - сегодня в тепле и в чести.

Пламя преднестровской войны
Родилось на афганском костре.
И афганские видят сны
Оба берега на Днестре.
Хоронил казака Ростов,
Проклинала убийцу мать,
Да, виновен он, но, рупь за сто,
Есть ещё кого проклинать.
Он виновен, но, рупь за сто,
Есть ещё кого проклинать.

Что ж вы, братья по классу, те, кто гол, кто в лампасах,
Позабыли неужто о друзьях, убиенных своею страной?
Вновь из новой колоды шулер мечет народы,
Да не тузами - шестёрками вас принимает сукно.

Кулебяка в пятнадцать слоёв,
И в каждом есть тот, кто был за рекой.
Да что ж вы делаете, горе моё,
Да что ж не смоете кровь с белоснежных клыков?

Ах, какая весна в Фирюзе,
Ах, какая она была,
Вот бы снова туда да там бы встретить друзей,
Тех, с кем совесть не развела.
Вот бы снова туда да там бы встретить друзей,
Тех, с кем совесть не развела.
Ах, какая весна в Фирюзе,
Ах, какая она была.

В ГОРАХ АФГАНИ.

Ах, какого дружка потерял я в бою,
И не сорок два года назад, а вчера,
Среди гор и песков, где сжигает жара всё вокруг,
Опаляя недетскую память мою. Слышишь, друг,
Мой дружок, мы взошли на некнижную ту высоту,
Под которой ты лёг.

Ах, какого дружка потерял я в бою...
Мы всю жизнь любили читать о войне.
Он не ведал никак, что вот выпадет мне под огнём
Его тело тащить за валун на спине.
Далека - тридцать метров, но как же была далека -
Та дорога меж ночью и днём.

Песок да камень.
Печальный свет чужой луны над головами.
Равняйсь на знамя!
Прощай, мой брат,
Отныне ты навеки с нами,
Прости, что ты погиб, а я всего лишь ранен
В горах Афгани, в Афганистане.

Ах, какого дружка потерял я в бою...
Нам проклятая пыль забивала глаза,
И горел БТР, в небе как стрекоза вертолёт,
И как выкрик из прошлого голос: "Вперёд!"
Словно нерв, оборвали до боли натянутый нерв,
И со склона пошла ему пуля навстречу в полёт.

ДОРОГА ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ.

За рекой, где мой дом, соловьи заливаются звонко,
Зеленеют луга и деревья на той стороне.
Двадцать первой весны жаркий день мне встречать на бетонке,
И колонна опять поползёт через горы по ней.

На кабинах машин нарисованы звёздочки краской.
Каждый час, каждый миг этой трассы обычной весом,
Измеряем её нашей кровью солдатскою красной
Да количеством мин, разорвавшихся под колесом.

Бензина под завязку,
Проверена запаска
и техталон.
Теперь одна дорога
У нас с тобой, Серёга,
держи фасон.
Дать, ротный, поспеши нам
Команду "по машинам!".
Трамблёр не заискрится,
Чёрт ладана боится,
А хочешь жить -
бояться не резон.

Вот "афганец" задул. Пыль с песком вперемешку глотаем,
До "зелёнки" чуть-чуть, ну а там - то ли да, то ли нет.
А на той стороне мама в школу сестру провожает,
И бабуля моя поливает цветы на окне.

Под рукой тёплый руль, а педали и ствол под ногами.
И под боком страна, мне плюющая пулей в лицо.
Затопить бы её, эту землю сухую, слезами
Тех, кто здесь потерял своих братьев, мужей и отцов.

* * *

Когда я вернусь, накуплю сыну кучу игрушек,
Но лишь автомат на прилавке забуду и танк.
Я очень устал от войны на камнях Гиндукуша,
Приснился бы дом... Да всё вижу ночами Саланг.

Когда я вернусь, если только, конечно, сумею,
Пойдём, погуляем - сынишка мой так будет рад.
Но только не там... Я один посижу на аллее
Кладбищенской, той, у которой ребята лежат.

Когда я вернусь, за столом среди шума и гама,
Средь радостных лиц и залитых вином скатертей
Увижу, наверно, зелёные флаги ислама,
Сожжённый кишлак... и убитых афганских детей.

Когда я вернусь, мы с женою наластимся вволю,
Потом закурю, и нахлынет щемящая грусть...
За что ж ты, страна, наградила нас этою долей?..
Когда я вернусь... Если только, конечно, вернусь...

МОНОЛОГ ПИЛОТА "ЧЁРНОГО ТЮЛЬПАНА".

В Афганистане
В "чёрном тюльпане",
С водкой в стакане
Мы молча плывём над землёй.
Скорбная птица
Через границу,
К русским зарницам
Несёт ребятишек домой.
В "чёрном тюльпане"
Те, кто с заданий
Едут на Родину милую
В землю залечь,
В отпуск бессрочный,
Рваные в клочья...
Им никогда, никогда
Не обнять тёплых плеч.

Когда в оазисы Джелалабада,
Свалившись на крыло, "тюльпан" наш падал,
Мы проклинали все свою работу:
Опять "бача" подвёл потерей роту.
В Шинданде, Кандагаре и Баграме
Опять на душу класть тяжёлый камень,
Опять нести на Родину героев,
Которым в двадцать лет могилы роют,
Которым в двадцать лет могилы роют.

Но надо добраться,
Надо собраться.
Если сломаться,
То можно нарваться и тут.
Горы стреляют.
"Стингер" взлетает,
Если нарваться,
То парни второй раз умрут.

И мы идём совсем не так, как дома,
Где нет войны и всё давно знакомо,
Где трупы видят раз в году пилоты,
Где с облаков не валят вертолёты.
И мы идём, от гнева стиснув зубы,
Сухие водкой смачивая губы.
Идут из Пакистана караваны,
И значит, есть работа для "тюльпана",
И значит, есть работа для "тюльпана".

В Афганистане
В "чёрном тюльпане",
С водкой в стакане
Мы молча плывём над землёй.
Скорбная птица
Через границу,
К русским зарницам
Несёт наших братьев домой.

Когда в оазисы Джелалабада,
Свалившись на крыло, "тюльпан" наш падал,
Мы проклинали все свою работу:
Опять пацан подвёл потерей роту.
В Шинданде, Кандагаре и Баграме
Опять на душу класть тяжёлый камень,
Опять нести на Родину героев,
Которым в двадцать лет могилы роют...

МЫ ВЕРНЁМСЯ.

Не спешите нас хоронить -
Мы вернёмся в свою страну.
Но кого нам сейчас винить
В том, что мы третий год в плену,
В том, что мы здесь бедуем зря
Вдалеке от родных полей?
Мы нужны ещё матерям,
Что на Родине ждут детей.

Мчатся годы, и дед мой стар,
Не забыл он и не простил.
Он не знает, где Пешавар,
А я знаю, где Саласпилс.
Здесь пустыня, а там был лес,
Между ними полсотни лет.
Только где же ты, Красный Крест?
Как и не было, так и нет.

Не спешите оплакать тех,
Кто не найден в ущельях гор,
Средь глухих глинобитных стен,
Где в глазах рябит от врагов.
Не спешите нас хоронить -
Мы вернёмся в свою страну.
Но кого нам сейчас винить
В том, что мы третий год в плену?

* * *

За столом сидят дед и внук,
Оба Красную надели Звезду.
Внук залил глаза свои, как баран,
Матом кроет дед заречный Афган.

За окном у них не видно ни зги.
У обоих ни руки, ни ноги.
Молодой хрипит: "Дедуль, не пойму,
Расскажи, старик, скорей, что к чему.

Ты поймал под Вязьмой шрапнель,
Я летел из-под Герата в Тузель.
Ты своих друзей уберег,
И я прикрыл их грудью как мог.

Жуков тебя, дед, наградил,
А Боря Громов для меня триедин.
Ты остался, старый, в веках,
Ну, а в наших веках - Ахмад-Шах".

Посмотрел на внука герой
И сказал: "Васёк, что с тобой?
На моей войне всяк был лев,
А твоя война - это блеф!

А твоя война - это стыд!
И каждый в той войне - паразит!
И никто не может понять:
Кто там, внучек, блядь, кто не блядь!"

Так сидела ночью родня
И выходила каждый час из огня.
И закончили на том разговор,
Друг у друга не выиграли спор.

Дед чуть больше, чем положено, "дал",
А внук сорвал Звезду и упал.
И скрестились палки, будто мечи.
Кто же прав из них?.. Помолчим...

КАРАВАН.

Не привыкнуть никак к тишине
На войне, на войне, на войне.
Тишина - это только обман, лишь обман.
По тропе крутой,
По земле чужой
Мы выходим на караван.

Караван - это радость побед и потери боль,
Караван, жду я встречи с тобой.
Караван. Розовеет от крови Афганистан.
Караван, караван, караван...

Не привыкнуть к "гражданке" никак,
Там всё ясно, там друг есть и враг,
Здесь же души людей тяжело
Разглядеть сквозь туман.
Жалко нет его,
Друга одного,
Навсегда его забрал караван.

Караван - это фляга воды,
Без которой - смерть.
Караван - это значит суметь.
Караван - убивать "шурави" им велит Коран.
Караван, караван, караван...

Не привыкнуть к тому, что совсем
Мне не тянет плечо АКМ,
Что в кустах придорожных нет мин,
Здесь нет "духовских" банд.
Только где-то там,
По моим следам,
Кто-то снова берёт караван.

Караван - это сотни снарядов,
Не лёгших в цель.
Караван - это соль на лице.
Караван. Третий тост. Помолчим.
Кто пропал, кто пан...
Караван, караван, караван.

БЕРЁЗА.

Я помню ту берёзу,
Которую срубили,
Которая шумела,
Прощаясь с ветром...
Ту, под которой слёзы,
Когда меня убили,
Роняла мать и пела
Мотив свой светлый...

Её я видел ясно,
Как в прорези прицела,
В бою моём последнем,
Там, под Баграмом...
Кровь заливала красным,
Берёзка зеленела,
А я швырялся медью...
Жизнь - девять граммов...

"Пуля - дура, штык - молодец!"
Что за ерунда?
Всем смертям приходит конец,
А моей - всегда...
Но вкруг пальца смерть обведу,
В белую берёзу войду,
Чтобы вечно быть
С теми, кто простить
Не сумел беду...

Когда меня убили,
Ребята закричали,
И взводный "эфку" кинул
Куда глаза глядят...
И вот тогда берёзку
Над речкою срубили,
А маршал на картинке
Приветствовал солдат.

Я видел ту берёзу
Из облачка-барашка,
Что шло в большой отаре
Убитых там ребят.
Они не слали грозы,
Они кричали: "Сашка!
Ты спой, как в Кандагаре
Мы пели про Герат..."

* * *

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну,
Да поседлай-ка ты коня да моего.
А я пойду да обниму печаль-жену,
Кабы не быть бы ей вдовой.
А я пойду да обниму печаль-жену,
Кабы не быть бы ей вдовой.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну,
Да не печалься - ты свое отвоевал.
Ты вон смотри, чтоб сын мой, твой любезный внук,
Не баловал-озорничал.
Ты вон смотри, чтоб сын мой, твой любезный внук,
Не баловал-озорничал.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну,
Да не забудь надеть Георгия на грудь.
Я тебя, батя, в жаркой сече вспомяну,
Когда в штыки проляжет путь
Я тебя, батя, в жаркой сече вспомяну,
Когда в штыки проляжет путь

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну,
Был посошок, теперь давай по стремянной,
А за курганом, коли в поле не усну,
Еще добавим по одной.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну,
Да не серчай, но чует сердце - быть беде.
И дай-ка, батя, в последний раз прильну
Щекою к мокрой бороде.
И дай-ка, батя, в последний раз прильну
Щекою к мокрой бороде.

Ох, проводи-ка меня, батя, да на войну,
Да поседлай-ка ты коня да моего.
А я пойду да обниму печаль-жену,
Кабы не быть бы ей вдовой.
А я пойду да обниму печаль-жену
Кабы не быть бы ей вдовой.

* * *

Я часто просыпаюсь в тишине
От свиста пуль и визга бомб фугасных.
Мне кажется, я снова на войне,
Мне кажется, я снова на войне,
И кто кого - пока еще не ясно.

Прижат к земле и ждет команды взвод,
Вернее, то, что от него осталось.
Назад нельзя, и мы пойдем вперед,
И все, что было, повторим сначала.

Истошно воют в небе "мессера",
Пытаясь в хвост зайти четверке "илов";.
И, тридцать лет в ночи крича "ура!",
Мой голос рвется в грохоте разрывов.

И очередью полоснув окоп,
Зажав в зубах нательный медный крестик,
Мы прыгаем на головы врагов,
На шеи этих белокурых бестий.

Прости, родная речь, мне мой язык -
Сейчас не до изящности словесной.
В "Дубовый крест" плюю с зубами крик
Моих детей, и мату в горле тесно.

Две пули в грудь... и я уже убит.
Огонь в глазах, о Господи, как больно!
Явитесь же все те, кто нас простит,
Все те, кто с нашей смертью обездолен!

Я часто просыпаюсь в тишине...